— Лицо на один уикенд, — продолжал Датчер, облизывая губы
после очередного глотка «Коллинза», — лицо трагичное, искаженное
чувством вины за убиенный и убивающий всех мир.
— Я позвоню Максине, — заявила Долли вскакивая с табурета.
— Кто такая эта Максина? — лениво поинтересовался Датчер.
— Она очень красивая, — ответила Долли. — Актриса в компании
«Репаблик».
— О Боже, — протянул Датчер.
— Не будь таким снобом, — сказала Долли. — Дай-ка мне никель.
— А что ты хочешь в восемь часов вечера в субботу? — спросил
Макамер, протягивая Долли монету. — Может быть, желаешь получить
на вечерок Хедди Ламарр2?
— Максина очень красивая, — повторила Долли. — Она только что
вернулась из Нью-Йорка и, скоре всего, свободна… — закончила Долли
и направилась к телефону.
Сугубо в духовном плане, — сказал Датчер. — Запомни!
Датчер посмотрел в спину удаляющейся Долли, затем повернулся
к Макамеру и спросил:
— Скажи, когда ты читаешь в газетах, как самолеты бомбят
людей и как эти самолеты потом сбивают, ты задумываешься о том,
что происходит? Ты сидишь в кабине, в тебя летят пули, и вдруг
твоя машина, нырнув носом вниз, устремляется к земле…
— Постоянно думаю, — спокойно ответил Макамер.
— Во время испанской войны мне всё время снилось, что меня
расстреливают из пулемета с самолета. Я бегу, бегу между гаражей,
а самолеты постоянно возвращаются и стреляют в меня с незащищенной
qrnpnm{. — Датчер опустошил стакан и продолжил: — Интересно, какое
отношение имеют к этому гаражи? Главная беда человечества состоит
в том, что оно заражено микробом безрассудной храбрости. Человека
можно заставить делать все что угодно — летать на высоте двадцать
тысяч футов и позволять себя сбивать, шагать навстречу ручным
гранатам, сражаться на море. Если бы наша раса не была столь
храброй, то мы жили бы в ином, гораздо более приятном мире. Таков
в общем виде итог моих двухмесячных раздумий здесь в Голливуде.
— Эйнштейн смотрит на все легче, — сказал Макамер, — и тем
самым подает нам хороший пример.
— Знаю, — ответил Датчер. — Но у него нет необходимости
напрягать мозги в таком, как здесь, климате.
— Всё в порядке, — объявила Долли, проскальзывая на табурет
между ними. — Максина просто умирает от желания поехать. Да,
кстати, о тебе она слышала.
— Хорошее или плохое?
— Просто слышала. Но говорит, что ты, видимо, не очень свеж.
— Она так и сказала «не очень свеж»? — сморщив нос,
переспросил Датчер.
— Да, — ответила Долли.
— Не нравится мне ваша Максина.
— Чушь, — заключил Макамер и, стянув Датчера с табурета,
повел его к машине.
Х х Х
Большой автомобиль быстро катил в сторону Мексики. Датчер
роскошно устроился на заднем сиденье, возложив голову на колени
Максины. Время от времени он лениво поворачивал голову, поскольку
на Максине был костюм, отороченый спереди мехом рыжей лисы, и мех
щекотал его ноздри.