Следы обогнули старую шлюпку, лежащую на прибрежном песке. Это была даже не лодка, а её когда-то покрытый досками скелет. На остове ещё виднелись следы смолы, которой некогда щедро смазывали днище. Всё, что осталось, ещё помнило шторма, песни и весёлые рассказы моряков, тепло их мозолистых рук, запах рыбы, скрип уключин, звук ударов вёсел. А следы всё шли и шли. И чем дальше они уходили, тем серьезнее становился шалунишка-бриз и тем немногословнее оказывались чайки.
Морские сплетницы опустились на берег и недоуменно смотрели, как следы уходили вдаль. А следы то появлялись, то исчезали, то проявлялись вновь. Они уходили от города всё дальше и дальше. Природу обняло беззвучие. Только шелест прибоя нарушал эту тишину. И казалось, что в мире больше нет ничего, только эта оглушающая, глубокая, гремящая тишина и следы… Они шли прочь от городского шума и суеты. Прочь от людского непонимания и предательства. Прочь от лжи, от людских масок, от надменности, от человеческой корысти, от эгоизма, от себялюбия, от ничтожных проблем, раздутых до размера Вселенной, от извращённого верования, от всеобъемлющего Неверия, от нежелания слушать и, самое главное, СЛЫШАТЬ.
Уже позже она пыталась узнать, что это такое – «фильдиперсовое», но объяснить ей этого никто не мог… Ответ на поисковый запрос гласил, что «фильдеперс» – это жутко дорогое трикотажное полотно с шелковистым блеском. Из него в тридцатых годах века её Года Обезьяны делали «элитное» белье – чулки, носки, перчатки – и стоило оно соответственно. Но в тогдашнем молодежном сленге был «фильдиперс» – нечто очень необычное, с исподвывертами, особо выдающееся. Слово употреблялось исключительно с орфографической ошибкой и использовалось из-за необычности звучания, в значении «отличный, знатный, модный, богатый». В блатной «фене» было снова грамматически-выверенное «фильдеперсовый». Произошло от фильдеперсовых чулок, которые одесские блатные часто дарили своим дамам, но обозначало всё то же – «нечто особенное».
«Фильдиперсовая»… Значит, и для своих родителей она была чем-то особенным и очень дорогим, раз они смиренно принимали те выверты, бзики и «глюки», которые сыпались из-за её неуправляемого поведения. «Глюк» же, по-немецки, «счастье» … Вот и сейчас… «Чудо ты моё, фильдиперсовое…» – тихо говорит она маме, когда та в очередной раз начинает «чудить» … И грустит, вспоминая былой девичий максимализм, и гладит маму рукой по совсем уже седой голове… «Чудо ты моё…» Такое родное. И очень-очень дорогое…
Как-то зимним днём они с мамой вышли подышать свежим воздухом… Две женщины, появившиеся на свете в один и тот же Год Обезьяны, но родившиеся на расстоянии без году четверть века.
– Мама, ну куда ты опять собралась?
– У меня есть другой дом, там мой муж и свекровь живут! Вот туда и пойду!
Беда в том, что они все уже давно ушли…
– Сколько сейчас времени?
– Половина первого…
– Это по какому календарю?..
Грустно…
– А давай, ты меня пострижешь, покрасишь мне волосы. На Новый год причепуримся обе и пойдем после двух ночи на улицу мужиков пугать… Кто не спрятался – я не виноватая… Хватаем и домой!..
И как чудо – ветер на мгновение разорвал серость влажной середины января и показал небо! Чистое и голубое-голубое! И солнце… Такое яркое, что стало светло на душе! А скользнувший по лицу луч нежно погладил щеку теплом предстоящего лета… Это Любовь покидала города…
Пусть это чудо длилось всего минут пятнадцать-двадцать, но и оно дало ощущение приближающейся весны. Пусть ещё холодно и кругом снег, внутри тебя должно именно вот так греть солнышко и сквозь темные тучи будних дней светиться ясным небом душа!
Следы шли и шли, не останавливаясь ни на секунду. Спросить бы их: «Вы куда?». Но спрашивать было не у кого. Они неустанно и безответно шли. Ведь, если ты думаешь, что неприятность может случиться, она непременно случается. Следы шли так, словно знали свою конечную цель.
Словно желали этого всем…
– А почему крокодилы зелёные?
– А потому что они синие, а ты дальтоник…
– А где мои новые штаны?
– Мам… Я новых не покупала.
– Раз Новый год, то и штаны новые…, и я тоже – новая…
Год Быка, или Трансцендентно. Роза
Дарочкиной Татьяне
с искренней приязнью и участием.
Истина всегда лежит на поверхности. Необходимо только научиться её видеть и суметь её взять. Великое множество истин уже сказано до нас. Оно распылено вокруг нас. Оно путеводит для нас пространство. Только освоив этот континуум, можно говорить о себе созидательно. Не находите?
Розочка никогда не была обычным ребенком, и, как это положено выдающимся детям, с ней происходили разные странные случаи. Например, не каждый может похвастаться, что качался на роге быка. А она запросто. Когда Розе было годика три, она с родителями гостила в деревне у бабушки. Девочка в голубом махровом платьице, с вышитым на кармашке красным мухомором, гуляла на полянке перед домом и собирала в букетик желтоцветы мать-и-мачехи. Увлекшись цветами, она не заметила идущее прямо на неё стадо коров, возвращаемое пастухом с пастбища в деревню. Внезапно огромный бык подошел к ней, утробно промычал и поддел витым рогом малышку за подол. Оказавшись вверх тормашками, Роза смело разглядывала большой налитый кровью бычий глаз. и ей ни капли не было страшно. Родители запаниковали, а бык, поняв, что девочка начинает располагать его к себе, помотал головой и сбросил Розочку прямо в росшую вдоль забора крапиву. Отважная героиня самостоятельно выбралась из густых зарослей и предстала пред родительскими очами. Мама быстро налила в корыто воды и искупала Розу. А бабушка натерла её тело душистыми травами, чтобы не было жжения после «крапивной» ванны. Роза торжествовала. Ведь что может быть прекраснее, чем купание под припекающим солнышком на зелёной полянке после первого самого большого в твоей приключения. Настолько большого, что даже год, в который оно с тобой произошло, навсегда врезается в твою память не иначе, как Год Быка.
Грусть приобретает светлый оттенок, когда сталкиваешься с трансцендентным. Или же когда своим завсегда нежданным уходом кто-то внезапно приоткрывает тебе «потаённую дверцу» в вечность. В такие моменты хрустально звонко осознаешь – свобода быть собой дана отнюдь не многим. Смелость взять её имеют лишь некоторые, нести – единицы, а вынести – избранные. Зимой семья Розы жила в двух комнатах коммунальной квартиры. Кроме них, в ней были ещё двое соседей, занимавших по одной комнате. На кухне стояла большая газовая плита и три кухонных стола. Над каждым столом висели поварешки-шумовки и другая кухонная утварь. В комнате напротив жили брат с сестрой, Людка и Валерик. Людка была старшей. Её все так и звали – Людка, потому что была она отъявленной хулиганкой. Вечно приставала к брату Розы, делала ему гадости и со слезами бежала жаловаться, что он ее бьёт, показывая при этом мальчику язык и корча жуткие рожи. Валерик был спокойным мальчиком в круглых очках с нелепыми заушинами. И ему доставалось от сестры: он все время ревел от её проделок. Мать нещадно колотила Людку, но той все было нипочем.
Розу Людка не трогала. Брат Розы, Сергей, тоже не докучал своей старшей сестричке, которой был на полтора года младше. А Розочка? Розочка росла очень независимой и самостоятельной, от других детей держалась особняком. Она жила в своем, особенном мире. Мама считала, что её дочь – большая фантазерка. На самом деле Роза была девочкой с той самой «потаённой дверцей», всегда располагавшей людей к тому, чтобы доверить ей самое сокровенное.
Нужно всегда четко рассчитывать свои силы – никогда не говорить в ситуациях, когда сказать нечего, и не обещать того, чего заведомо выполнить не сможешь. Верность хранят только те, кто постоянно рассматривает всяческие возможности её потерять. Верным нужно быть, в первую голову, самому себе. Не изменять себе со своими принципами и помнить только две вещи: первое – твои боли и радости, по большому счету, никому, кроме тебя, не интересны, и второе – когда твои страхи становятся сильнее твоих устремлений, они превращаются в твою реальность.