Один раз он рассмеялся, но тут же его лицо снова напряглось.
— Ты права, это может оказаться занятным, — промолвил он. — Вдруг появится елей на Аароновой бороде.
— Слушай! — сказала она.— Это было бы шикарно! Я просто с ума от него схожу. Никогда не видела такого симпатичного парня. Ты его не прогоняй. Расскажи ему, как ослепил себя ради Иисуса, покажи вырезку из газеты.
— Ну конечно, вырезку, — пробормотал он.
Хейз сидел в машине, размышляя. В конце концов он решил, что должен совратить дочку Хокса. Слепой узнает, что его дочь растлили, и поймет, что Хейз не шутил о Церкви Без Христа. Кроме того, у Хейза был другой резон: ему не хотелось возвращаться к миссис Уоттс. Прошлой ночью, когда он спал, она взяла его шляпу и изрезала самым непристойным образом. Ему нужна женщина, но не для удовольствия, а чтобы доказать, что он не верит в существование греха, раз практикует то, что называют грехом; но миссис Уоттс ему надоела. Он должен сам кого-нибудь растлить, а дочка слепого, раз она живет дома, наверняка невинна.
Перед тем как вернуться домой, он зашел в лавку за новой шляпой. Он хотел найти полную противоположность прежней и выбрал белую панаму с трехцветной лентой — красно-зелено-желтой. Продавец сказал, что это отличная вещь, особенно если он собирается во Флориду.
— Я не собираюсь во Флориду, — сказал Хейз. — Просто эта шляпа — полная противоположность той, что я носил раньше.
— Ну, вы можете носить ее где угодно, — сказал продавец. — Она совершенно новая.
— Я знаю, — ответил Хейз.
Выйдя из магазина, он сразу же сорвал трехцветную ленту, размял верх и опустил поля. Теперь шляпа выглядела так же неприглядно, как прежняя.
До вечера он не заходил к Хоксам, дожидаясь, пока те сядут ужинать. Стоило ему постучать, дверь тут же отворилась, девочка высунула голову. Он резко распахнул дверь и вошел, не глядя на девочку. Хокс сидел у сундука, перед ним лежали остатки ужина, но он не ел. Он едва успел нацепить черные очки.
— Если Иисус исцеляет слепых, почему он не исцелил тебя? — задал Хейз заранее приготовленный вопрос.
— Он ведь ослепил Павла, — сказал Хокс.
Хейз сел на край койки, обвел глазами комнату, а потом снова посмотрел на слепого. Положил ногу на ногу, убрал и снова положил.
— Откуда у тебя эти шрамы? — спросил он. Лжеслепой улыбнулся.
— У тебя еще есть шанс спастись, если ты раскаешься,— сказал он. — Я не могу спасти тебя. Все в твоих руках.
— Я это уже сделал,— сказал Хейз.— Только без раскаяния. Я проповедую о том, как я занимаюсь этим каждую ночь в…
— Взгляни-ка! — перебил его Хокс. Он вытащил из кармана пожелтевшую газетную вырезку и опять криво улыбнулся. — Вот откуда у меня шрамы.
Девочка сделала от двери знак, чтобы он улыбался и не выглядел мрачно. Пока он ждал, когда Хейз дочитает заметку, улыбка мало-помалу вернулась.
Заголовок гласил: «СТРАНСТВУЮЩИЙ ПРОПОВЕДНИК СОБИРАЕТСЯ СЕБЯ ОСЛЕПИТЬ». В заметке говорилось, что Аза Хокс, проповедник Свободной Христовой Церкви, решил ослепить себя в доказательство веры, что Иисус Христос искупил его грехи. Он сделает это на молитвенном собрании в субботу, четвертого октября в восемь часов вечера. Заметка была десятилетней давности. Под заголовком был портрет Хокса: человек лет тридцати, с лицом без шрамов, один глаз чуть меньше и круглее другого. Рот выглядел то ли одухотворенным, то ли алчным, но неистовство в глазах внушало трепет.
Хейз сидел, уставившись в заметку. Он прочел ее три раза. Снял шляпу, снова надел, потом встал, озираясь, словно не мог сообразить, где дверь.
— Он сделал это негашеной известью, — сказала девочка. — И сотни людей обратились в веру. Всякий, кто ослепляет себя ради веры, может спасти тебя… или кого-то из своих близких,— добавила она с воодушевлением.