– Угу. Есть, что заставит мчаться вприпрыжку.
– Заинтриговали.
– Нас пригласили на бульон из медвежатины.
– Так-так, ― Ваня подозрительно метнул суровый взгляд исподлобья, ― молодой и красивый?
– Старый и сивый, как мерин, к тому женат.
– Кх, ― облегченный выдох, ― бульон? Этот факт заставит бежать всю дорогу. Фенька, чёрт возьми, жду ещё пять минут и адьё!
– Похоже, собачка стала добычей.
Только сказала, как невесть откуда нарисовалась знакомая дворняжка, неся в зубах сороку. Птицу, как водится, к ногам хозяина, улыбочка во всю пасть.
– Молодец, Фенечка! ― ласковое потрёпывание по холке, и собачий восторг.
– И мы не с пустыми руками в гости! Все в сборе!
Я, вместо ответа, взлетела. Метрах в пятистах ― волчья стая.
– Волки!
Ваня метнулся, собака следом. Стая приближалась с огромной скоростью. Я поднялась выше, ища спасения: на сотни метров, никого. Метрах в семидесяти параллельная траншея, но туда не добраться, ни волкам, ни людям ― слишком высок чёрный снег по краям. Сбавила высоту.
– Что? ― Спросил молодой человек, ― кранты?
– Типа того. Есть идейка: тебя давно на руках носили?
– Никогда.
– Есть возможность. Будешь потом вспоминать.
– Несерьёзно.
– Другие варианты?
Ваня отчаянно покрутил головой:
– Знаете, сколько я вешу? До взрыва семьдесят семь, теперь где-то семьдесят.
– О, сущий пустяк! Тем более волки уже в четверти километра.
Я приземлилась рядом с парнем.
– А Фенька?
– Ещё двадцать кило. Успею ― вернусь, нет ― пусть инстинкт спасает. Обними меня за шею.
Я подхватила Ваню подмышки и с трудом оторвалась от земли. В обычной ситуации эта затея вряд ли бы удалась. Опасность придала сил. Высоко взмыть не получилось: но двух метров оказалось достаточно. Через несколько минут я поставила парня на дно другой траншеи и вернулась. Фенька металась по дорожке, отчаянно визжа. Волки совсем близко. Сходу спикировав, сграбастала собаку, и поднялась значительно выше, чем в предыдущий полёт.
– Двадцать не семьдесят! ― Торжествующе закричала волкам, ― нате, выкусите!
Вожак подпрыгнул, но где там. Уселся, глядя вверх, язык висит розовой тряпкой.
Фенька, радостно облизала хозяина, благодарно глядя на меня.
– Незнакомый лабиринт, ― сказал Ваня.
– Город близко, найдём.
– Вообще-то мы в городе, только на окраине.
– Теперь это загород: ни людей, ни регулировщиков. Мёртвая зона. Идём, время не ждёт. Город в той стороне.
– Центр?
– Именно.
– Летите?
– Нет, пройдусь ногами. А то крылья вырастут, ноги отвалятся.
Ваня засмеялся.
– Интересно, где мы находимся?
– Бывший район Старой Деревни.
– Навигатор?
– Угу. Здесь ― я постучала себе по лбу, ― третий глаз.
Ваня хмыкнул, и промолчал.
– Ровчик по Дибуновской. Вдали крыши пятиэтажек: нижние этажи под снегом. А от двенадцати этажей осталось поболе.
– Значит, идём по Дибуновской?
– Да. Я жила на этой улице в прошлой жизни.
– Если дорожка прямо в центр, будем через три часа.
– Надеюсь. Заметил?
– Что?
– Снег белый.
– Трудно не заметить. Ещё бы перестал.
– Да. Ваня, как считаешь, если снег перестанет, всё стает и продолжится лето?
– Слишком хорошо, чтобы стать правдой.
– Значит, зима надолго.
– Ядерная зима, ― Ваня тяжело вздохнул, ― многие не выживут.
– Ладно, ты печаль не разводи. Зачем далеко уходил? ― Я кивнула на тряпичную сумку, которую парень не выпускал из рук.
Ваня вынул топорик, складной нож, фонарик, упаковку из трёх пальчиковых батареек, два коробка спичек.
– О, неплохой улов!
– И ещё, ― он расстегнул молнию на куртке и из потайного кармана достал пачку леденцов, ― гостинец для любимой.
– Славно. А чего-нибудь существенного?
– Что в машинах? Орешки, сухарики ― сам съел. Хотел приберечь, но по штучке, по штучке… Топор бы нормальный, а не этот.
– Топор? Паркет разбирать топор не нужен. А квартир, где никого, много. И почти везде паркет, меблишка какая-то.
– И мы не одни такие умные. Топорик всё-таки оружие. В одной тачке ружьё охотничье, но патронов нема.
– Тогда и говорить не о чем. Ну вот, с разговором подошли к Черной речке, ― Указала пальцем вверх на табличку, с тонким скрипом качающуюся на ветру.
Тропа вела вправо. Там должен быть мост через Неву, Каменоостровский проспект, ещё мост, выход на Невский проспект. И всё под слоем чёрного снега.
Грозный рык нарушил печальные мысли. Впереди медведь терзал жертву, вовсе не собираясь делиться. Клочки одежды летели в разные стороны.
– Надеюсь, человек был мёртв.
– Конечно. Я не слышал криков. Что будем делать? Опять на ручки?
– Нет, переждём.
– Пока конкуренты набегут?
– Думаешь, ты лёгенький?
– Ничего не думаю. И?
– Идём, только без резких движений. Крадучись.
Мы приближались к медведю на цыпочках. Когда оставалось метров тридцать, Феня захлебнулась лаем, бросаясь на зверя. Медведь поднял окровавленную морду, и так взревел, что моё сердце, вибрируя, скатилось в область коленок. Собачка стала кружить, непременно кусая хищника в зад. Тот вертелся, будто юла. Сейчас косолапому было явно не до нас.
Ваня схватил меня за руку и устремился вперёд, мимо кровавой битвы.
Отбежав метров триста, мы остановились, переводя дух. Фенька, сильно хромая, догнала, и присела, поджав переднюю лапу.
– Можно сказать, отделались лёгким испугом. Хорошо, что не обделались, ― Ваня засмеялся, довольный каламбуром.
– Да и обделаться не страшно. Хуже достаться зверю на обед.
– Можно бы не рисковать, ― Ваня многозначительно покачал головой.
– Мы и не рисковали, ― парировала я, ― если б не Фенька, взяла б на ручки и перенесла.
– Ну и хорошо. Феня, дай лапку посмотрю. Ничего страшного, кости целы, шкура чуть попорчена. Заживёт. С такой тёщей мы непобедимы!
– Чего не скажу о моей девочке. Она одна.
– Поторопимся!
Я протянула парню носовой платок:
– Остатки былой роскоши. Перевяжи собаке рану. Если даст, немного крови выдави сначала.
Феня, будто поняв, стала неистово зализывать больное место. Потом сама протянула хозяину лапку. Тот обмотал платком, и она побежала впереди, слегка прихрамывая.
― Ваня, знаешь, где мы идём?
– Через Неву?
– Да. По мосту.
Собака коротко и отчаянно залаяла.
– Феня, цыц!
– Ваня, что там она копает? ― Я остановилась, а затем рванула к собаке. Ваня хмыкнул и вразвалку подощёл.
Из-под снега показалась кость. Парень опустился на колени и стал руками разгребать снег. Не дойдя до чёрного слоя, он присел на пятки:
– Скелет! Человеческий.
– Вижу. Медведь или волки. Живые люди, похоже, все в центр подались. Заметь, безлюдье.
– За нами следят! Не оборачивайтесь, просто идём быстрее.
Я осторожно оглянулась: метрах в ста шли два человека: чёрные лица, лохмотья вместо одежды, у одного в руке топор, у второго булыжник. Двигались молча.
– Зловещие мертвецы! ― прошептала, что на ум пришло.
– Каннибалы, ― версия Ивана звучала не лучше, ― догоняют.
– Может, познакомиться хотят. Попутчики.
– Предлагаете подождать? Бежим! Если пустятся вдогонку, то ничего хорошего, если оставят в покое, то попутчики.
Мы бросились наутёк. Преследователи помчались следом, издавая звуки, похожие на рычанье.
– Мутанты! ― Осенило меня, ― мутанты—каннибалы. Лучше бы волки съели.
– Взлетим?
– Куда? Где дорога?
Бесстрашная Фенечка остановилась, пропуская нас, и встала на тропе, широко расставив лапы и грозно рыча.
– Собака их задержит!
Я всё-таки остановилась: незнакомцы, оба здоровенные, как гориллы, притормозили, видимо соображая. Наконец, стали подходить, цокая, и один, вытягивая руку, сделал жест щепотью, будто сыпал соль. Феня переступала с лапы на лапу, внимательно следя.
– Теряем время! ― Внушительно сказал Ваня.
Я схватила парня подмышки. На этот раз полёт не удался.
Громила резко поднял камень. Феня бросилась на него, целя в горло. Камень с треском опустился на голову собаке, раздробив череп. Торжествующий крик, оба набросились на собаку: один рвал руками, второй размахивал топором.
Мы побежали. Слёзы застилали глаза, я размазывала на бегу их по щекам. Ваня всхлипывал, не стыдясь.