– Ммм? – не просыпаясь, Дима попробовал покрепче обнять меня.
– Мне пора.
– Куда?..
– Домой.
– Рано.
– У меня сегодня экзамен.
– Какой ужас, – он уткнулся носом в подушку и засопел, так и не ослабив хватку.
– Мне надо домой за вещами.
– Ммм.
– Ну пусти.
– Угу…
– Дима! – я больно ущипнула его за плечо. Он молча приподнял руку, позволяя мне выбраться.
– Что тебе дома понадобилось?
– Ну что может понадобиться на экзамене. Ручка. Паспорт. Лифчик, если я его здесь не найду, – я поочередно заглядывала под все горизонтальные поверхности в комнате. Что за дурацкая привычка у парней – отшвыривать одежду, едва она попадется под руку.
– А сколько времени? – спросил Дима в подушку.
– Шесть часов.
– Жесть.
– Вот-вот! Экзамен в восемь.
Я вытащила из-под кровати свои трусы и джинсы. Если с первой попытки найду футболку, день определенно задался.
– В последний день учебы важных экзаменов не бывает. Поверь бывалому школяру… – Дима без особой надежды похлопал по кровати рядом с собой. – Оставайся.
Я продолжала одеваться. Он решил зайти с другой стороны.
– Знаешь, как ты красива в лучах восходящего солнца? – по его губам скользнула загадочная улыбка.
– Не знаю. Зато знаю, как в лучах восходящего солнца тяжело искать раскиданную одежду.
Отыскав лифчик среди книг и блокнотов на письменном столе, я внимательно оглядела комнату в поисках телефона. Кажется, вчера он выпал из кармана джинсов. Но где именно?
За стулом обнаружились Димины потертые штаны. Недолго думая, я вытряхнула содержимое его карманов в свои. Теперь у меня были проездной, мелочь, чтобы купить по дороге кофе, и его заряженный телефон.
Под раздевающим взглядом Димы я покрепче затянула пояс и кое-как расчесала волосы пальцами.
– Правда. Не уходи, – повторил он и сел в кровати.
Я молча заплела волосы в косу.
– Вера.
– Можно взять твою толстовку?
Несмотря на то, что лето почти наступило, по утрам все еще было прохладно.
– Можно все, если останешься.
– Спасибо.
Выудив из горы вещей под стулом более-менее чистую толстовку размера на два больше моего, я натянула ее.
– В ванной есть зубная щетка.
– Помню. В твоей коробочке для гостей.
Я наклонилась, чтобы поцеловать его на прощанье.
– Нет никакой коробочки.
– Есть. Там лежат щетки всех твоих девочек.
– Нет никаких девочек, – сообщил Дима мне прямо в губы.
– Мне все равно. Пока.
В ванной в отдельном стаканчике стояли две зубные щетки, обе розовые. Я не глядя взяла одну из них, наспех почистила зубы и умылась. В дверях столкнулась с мамой Димы, вежливо поздоровалась с ней и тут же попрощалась, чувствуя странную неловкость, хотя он даже как-то представил меня своей девушкой.
Извинившись и наскоро сунув ноги в босоножки, я сбежала. Со стороны это, должно быть, выглядело ужасно глупо.
Домой я приехала в семь тридцать. Своим ключом открыла входную дверь. Тишина в квартире царила полнейшая – никакой утренней суеты и запаха крепкого кофе, который папа обычно выпивал перед работой. Кажется, никого и дома уже не было. Только у двери в коридоре одиноко стоял мой школьный рюкзак. Мне хватило короткого взгляда, чтобы понять: кто-то собрал его, доверху набив всем, что лежало на моем письменном столе – последними несданными учебниками, исписанными ручками и тетрадями. Из бокового кармана торчал паспорт.
Я с полминуты стояла в темном коридоре, тупо уставившись на этот рюкзак. Потом закинула его на плечо и вышла, неплотно притворив за собой дверь.
Я её не заперла.
В школе все было как обычно. Шестнадцать лет мне исполнилось вчера, а сегодня все стало по-прежнему. Никто не заметил ни моей мятой одежды, ни удрученного вида. Школа бурлила обычной школьной жизнью – спешила, гудела, сплетничала, дралась и орала. Я воткнула в уши наушники и осторожно пробиралась к классу, здороваясь по дороге со всеми, кого видеть совсем не хотела: одноклассниками, учителями и мелочью из начальных классов, которая вечно принимала меня за училку.
У входа в класс стоял высокий мужчина. На фоне школьного коридора он выглядел странно. Странным было все: длинные белые волосы, неестественно светлые глаза и тонкие руки с длинными, по-птичьи скрюченными пальцами, торчащими из-под манжет льняного пиджака. Мужчина заметил меня издалека и довольно улыбнулся. Какое-то мгновение мы молча смотрели друг на друга, потом прозвенел звонок, и я поспешила в класс, прижимая паспорт к груди. В школу пригласили особую комиссию, и зарегистрироваться на экзамен было сложнее, чем на рейс самолета.
На следующий час с лишним я напрочь выпала из реальности, полностью погрузившись в задания. Очнулась только, когда объявили короткий перерыв. Я вышла в коридор и снова наткнулась на странного мужчину. Он стоял на том же месте и также странно и мечтательно улыбался.
Я молча прошмыгнула мимо него в женский туалет.
– Ты знаешь, кто это? – спросила я одноклассницу, когда мы вместе вышли.
Она уставилась прямо туда, где стоял незнакомец.
– Где? Ты что, Петренко не узнала? – она хлопнула меня по плечу. – Умойся, что ли. Протри глазки. Тебе ими еще час на буковки смотреть. У тебя, кстати, что в четвертом номере?
Я хотела показать ей мужчину, но на прежнем месте его уже не было. Его вообще нигде не было, хотя меня не покидало ощущение, будто он по-прежнему за нами наблюдает.
«Ну да, – сказала я себе. – Наблюдает, а сам превратился в невидимку. Или парит где-нибудь на крыльях ночи».
Прозвенел звонок, и вместе с другими я вернулась на экзамен. Но не просидела за партой и десяти минут: в класс вошел тот самый незнакомец. Просто открыл дверь и вальяжно переступил порог. Потом чуть склонил голову в сторону учительницы, приветствуя ее, точно аристократ из девятнадцатого века, и спросил:
– Могу я использовать ваше время?
Голос у него был приятный. О таких обычно пишут «бархатный» или даже «проникающий под кожу». Я не дыша уставилась на учительницу – хоть она-то его видит?
Она приветливо улыбнулась ему, как старому знакомому, и ответила:
– Разумеется. Класс в вашем распоряжении.
Вот так прямо посреди экзамена? Серьезно? Прав был Дима, в последний учебный день серьезных экзаменов не бывает.
Мужчина неспешно, чуть шаркая ногами в светлых туфлях, двинулся к доске. Взгляд его поочередно останавливался на лицах всех, кто был в классе. Свое я постаралась сделать максимально бесстрастным.
– Вы, может быть, спрашиваете себя, дорогие дети, – начал он также неторопливо, как шел, – зачем я здесь. Хотя какие дети? Иные из вас способны на такое, что взрослым не снилось, – он замер у доски.
С последней парты мне было отлично видно, как сильно он похож на рисованную картинку, стоя вот так на темно-зеленом фоне. С длинными белыми волосами, в светлом льняном костюме – вылитый Гендальф 1в юности. Мужчина взглянул на меня и снова улыбнулся своей мечтательной улыбкой.
– Я пришел, чтобы лично сообщить вам одну неприятную… да, очень неприятную новость, – он выдержал театральную паузу. – Сегодня утром были убиты госпожа Дымова с детьми. Зарезаны обычным кухонным ножом. Каждый получил удар в сердце. Произошло это примерно в начале девятого. В квартире девяносто один дома номер шесть на Марьинской улице.
Я почувствовала, как внутри замерзает айсберг размером с дом. Этот человек назвал мой адрес. Но моя фамилия – Царёва.
– Госпожа Дымова приехала в эту квартиру только вчера, – словно в ответ на мои мысли продолжал мужчина. – Она была родной сестрой владельца. Если бы не взяла фамилию мужа, то звалась бы сейчас Ульяной Царевой…
Его голос доносился до меня словно издалека. Ульяна мертва? Женщина, которую я видела всего пару раз в жизни, которая заставила меня уйти из дома, а сегодня утром наверняка собирала мой рюкзак.
Не может быть.
Воцарившаяся в классе тишина нависла липким облаком. Все обернулись ко мне.