– Я даже Айше этого не рассказывал.
– Почему? Устыдился рабочей жизни? – спросил отец.
Поддавшись волнению, я попытался рассказать ему, что после того, как я рыл колодец, у меня пробудился интерес к историям о царе Эдипе и о Рустаме с Сухрабом, поведать о книгах, которые читал, о музеях, в которых мы с Айше были, доказать, что у меня есть собственные политические взгляды.
– Эти темы уже давно описал Виттфогель, – перебил меня отец. – Но кто его теперь читает? Все давно забыли… Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что в библиотеке одного старого социалиста в Стамбуле стоит его книга?
Я выпил еще стаканчик ракы. Женщины беседовали между собой, а отец молча сидел у стола.
– Отец, – внезапно спросил я, – среди твоих прежних политических знакомых были революционеры-маоисты. Что это была за группа?
– О, я многих из них знаю! – сказал отец. – Среди них и девушек много, – прибавил он с видом школьника.
На мгновение мелькнула мысль, которую я старательно скрывал от себя много лет: отец наверняка прекрасно знал всех, кто играл в труппе Театра Назидательных Историй, и даже, по всей вероятности, видел на сцене революционного театра Рыжеволосую Женщину. Интересно, что он думал по поводу моей первой в жизни женщины?
В какой-то момент, когда мы остались одни, отец спросил меня о матери. Я рассказал ему, что купил матери дом в Гебзе и раз в две недели по воскресеньям мы с Айше ездим к ней на машине. Выслушав это, отец произнес:
– Я очень рад, что твоя мать счастлива, – и сменил тему.
Я выпил, и поэтому на обратном пути машину вела Айше. Когда мы проезжали по Белградскому лесу, мимо лужаек и плотин, я уснул на переднем сиденье, надышавшись прохладного, пахнущего душицей воздуха, в котором разносились голоса цикад.
В руках я держал книжку Виттфогеля «Восточный деспотизм». Но дома не стал листать ее, а полез в компьютер. Там я открыл гугл-карты и приблизился к Онгёрену. Я увидел, что на привокзальной площади есть реклама кондитерской, банка и одной заправки, находившейся на дороге к Стамбулу. Я попытался подробно вспомнить те места и, закрыв глаза, представил, как иду там следом за Рыжеволосой Женщиной.
Если Рыжеволосая Женщина не обманула меня насчет своего возраста, то сейчас ей должно быть шестьдесят лет, как и жене моего отца. Я мог с легкостью представить себе, как отец живет с Рыжеволосой Женщиной в маленькой квартирке с видом на Черное море.
Я запретил себе искать ее. Иногда в рекламе по телевизору я видел какую-нибудь актрису ее возраста, которая рекламировала стиральный порошок или изображала счастливую мать семейства, пользующуюся банковской картой, и задавался вопросом, где она сейчас. Иногда с затуманенной от ракы головой всматривался в экран: не моя ли первая любовь в сериалах про Фатиха, Сулеймана Кануни и Хюррем учит новую наложницу будущего падишаха интриговать в гареме. Иногда мне казалось: один из голосов, озвучивавших по телевизору иностранный сериал, принадлежит Рыжеволосой Женщине, и я пытался вспомнить ее голос, который однажды вечером тридцать лет назад слушал с таким вниманием в желтом театральном шатре Онгёрена.
Однажды на мою почту пришло сообщение о продаже недвижимости в Онгёрене. Сообщение прислал опытный сотрудник «Сухраба», отвечавший за работу с недвижимостью. Неподалеку от участка, на котором мы с Махмудом-устой копали колодец, продавались старый склад и старая мастерская. Не говоря ничего Айше, я написал сотруднику «Сухраба», что проект нам интересен.
Я сразу же начал пить ракы, которую нашел в холодильнике. Пришел врач и написал результат осмотра: отец умер от сердечной недостаточности. Его жена рыдала так громко, что моих всхлипываний даже не было слышно.
Я не хочу вдаваться в подробности похорон, они не имеют отношения к теме.