Айше каждый день читала в офисе «Официальный вестник», в котором публиковались судебные решения и объявления об аукционах, а также тщательно следила на сайте газеты «Хюрриет» за публикациями в разделе недвижимости.
Однажды Айше положила передо мной объявление об одном аукционе, условия которого ей очень понравились. Не слишком вчитываясь в объявление, я заглянул в гугл-карты и, увеличив изображение на экране, прочитал слово «Онгёрен». Сердце мое забилось. Но, как опытный убийца, я хранил хладнокровие. Подвигав мышкой по экрану, я приблизился к самому важному городку в моей жизни.
Я смог разглядеть некоторые улицы, но узнал очень мало, потому что в Гугле были написаны официальные названия улиц, а не те, которые употребляли жители Онгёрена тридцать лет назад (например, «улица столовых»). Сначала я нашел на карте вокзал, потом кладбище, потом, предположительно, место нашего участка, но разобрать названия не смог. Да, все было застроено.
– Мурат говорит, здесь пройдет новая дорога и имеется свободный участок с хорошим видом под жилой квартал. Давай в воскресенье заедем туда? – щебетала Айше.
Мурат был тем самым старинным университетским приятелем, который возил меня в Тегеран. Во время бума недвижимости он тоже забросил остальные дела и занялся строительством. Благодаря своим религиозным друзьям в партии власти, он проворачивал дела больше наших, нам же по-дружески помогал, сообщая те места, где поднимутся цены на землю.
Я сказал Айше:
– Отложи сейчас этот участок Онгёрене. Я уверен, что лучший вид там – ночное звездное небо.
В конце лета прошли грозы со шквалистым ветром; некоторые кварталы были залиты селями. Мой отец неожиданно пригласил нас на ужин. Его новая жена прислала Айше приглашение по электронной почте. Я подумал: «Неужели отец не мог написать мне сам?»
Они жили в одном из недавно построенных жилых комплексов на окраинах Сарыйера, обращенных в сторону Черного моря. Дорога туда на машине заняла два часа. Маленькая съемная квартира, из которой виднелось море, казалась старой, словно довоенная. Она была забита вещами отца. Некоторые из них я помнил с детства. Крыша протекала. После первых приличествующих случаю фраз, натянутых шуток и извинений я заметил, что отец мой стар, устал и испытывает денежные проблемы, и это ранило меня.
Человек, которым в детстве я восхищался во всем, внимание которого я старался завоевать, сейчас утратил весь свой блеск, стал медлительным, ссутулился, сгорбился и, что самое плохое, признал свое поражение перед жизнью. Некогда изысканный щеголь сейчас был небрежно одет, не следил за своим здоровьем и отделывался шутками вроде: «Настоящий социалист придает значение не внешности, а содержанию!»
Однако он постоянно заигрывал со своей женой, у которой по-заячьи выступали зубы, но была большая грудь, и выдавал шуточки, намекавшие на их насыщенную сексуальную жизнь. Через короткое время Айше начала им подыгрывать; завязалась беседа про любовь, женитьбу, молодость, про то, как мы живем. Я сидел молча в стороне, у книжного шкафа, в руках у меня был стаканчик ракы, я читал корешки отцовских старых социалистических книг, которые помнил с детства, и одновременно слушал застольную беседу. Когда жена отца сказала, что этим летом они долго сидели без воды, я вспомнил Махмуда-усту.
– Здесь, на холмах Сарыйера, можно дедовскими методами вырыть хороший колодец, – вставил я в какой-то момент. – Нужно по желобку в деревянную опалубку залить бетон.
– А ты-то откуда это знаешь? – спросил отец.
– Летом тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, через год после того, как ты нас бросил, я целый месяц рыл колодец с одним мастером, чтобы заработать на курсы в университет, – сказал я. – Я даже Айше этого не рассказывал.