Постприпадочным психозом называют психотическое поведение, часто следующее за серией припадков. Он может длиться от двенадцати часов до трех месяцев после припадка, но в среднем – около десяти дней. В 1838 году французский психиатр охарактеризовал это состояние как «постприпадочную ярость». Четверть пациентов с психозом в эпилептических отделениях страдают именно этой разновидностью.
Позднее тем утром ко мне зашел уже третий врач – Уильям Сигел. Он представился мне и маме (та была наслышана о его звездной репутации). За день до этого она упомянула Сигела в разговоре со своим терапевтом, и тот заметил: «Вас лечит Сигел? Как вам удалось его заполучить?» Уильям Сигел был харизматичным мужчиной и всем своим видом располагал к себе. Проведя неврологический осмотр, он протянул маме руку и произнес:
– Мы во всем разберемся. С Сюзанной все будет в порядке.
Мама уцепилась за его слова как за спасательный плот и прозвала Сигела «Багси» – своим личным доктором-гангстером.
На следующий день после знакомства с Багси меня навестила доктор Сабрина Хан из психиатрического отделения. Она представилась Стивену и мне. Это был уже четвертый врач из моей «коллегии», и она тоже слышала о двух моих попытках к бегству: ночью и утром, в присутствии доктора Руссо. Во врачебном журнале доктор Хан охарактеризовала меня как «слегка растрепанную, беспокойную», в «откровенной пижаме» (на мне были узкие леггинсы и прозрачная белая рубашка) и отметила, что я теребила проводки от аппарата для ЭЭГ.
Для психиатра очень важно дать не только психологическую, но и визуальную характеристику пациента. Мой растрепанный и «неприкрытый» вид мог быть симптомом мании: в маниакальную фазу больные биполярным расстройством нередко забывают о внешности и частично утрачивают способность контролировать свои импульсы, что приводит к саморазрушительным последствиям – например, неразборчивости в сексуальных связях. И хотя в прошлом у меня не было проблем с психическим здоровьем, по возрасту я попадала в группу риска: такого рода заболевания обычно развиваются в период от 18 до 25 лет, хотя у женщин возможны и в более зрелом возрасте.
Доктор Хан делала заметки, а я вдруг заявила:
– У меня расщепление личности.
Она терпеливо кивнула. Я выбрала один из самых противоречивых диагнозов в психиатрической сфере. Диссоциативное расстройство идентичности – так его теперь называют – это болезнь, при которой создается впечатление, что в человеке «живут» несколько совершенно разных, отличающихся друг от друга личностей, вплоть до того, что сам пациент порой не подозревает о существовании остальных своих «ипостасей». Некоторые врачи верят в существование этого диагноза, другие – нет (особенно учитывая, что «знаковая» пациентка с этим заболеванием – Сибил – впоследствии оказалась шарлатанкой). Больные часто путают диссоциативное расстройство с другими психическими заболеваниями, в частности с шизофренией. Я вот явно запуталась.
– Этот диагноз поставил вам психиатр или, может быть, психолог? – мягко спросила доктор Хан.
– Да. Психиатр диагностировала у меня биполярное расстройство.
– И вы принимали лекарство от этой болезни?
– Я отказалась. Выплюнула его. Мне нужно отсюда выбраться. Мне здесь не место. Мне нужно в психбольницу. В Беллвью. Здесь я в опасности.
– Почему вы так считаете?
– Все обо мне судачат. Они обсуждают меня и насмехаются надо мной за глаза. Мне нужно в Беллвью, там знают, как лечить мою болезнь. Не понимаю, что я вообще тут делаю. Я слышу, что обо мне говорят медсестры! Я слышу их мысли. Они говорят гадости.
«Параноидальное восприятие», – записала доктор Хан в журнале.