-- Очень прискорбно слышать это от родственника, -- сказал он.
-- Поверьте, я не заслужил этих слов, мистер Бэлфур, -- сказал я. -- На
мне нет такой вины, которая былабы прискорбна для меня, а из-за меня и для
вас--разве только обыкновенные человеческие слабости. "Первородныйгрех
Адама, недостаток прирожденнойправедности и испорченность моей натуры"--
вотмои грехи, но меня научили,где искатьпомощи, -- добавил я, так как,
глядя на этогочеловека, решил, что произведуна неголучшее впечатление,
еслидокажу, что знаюкатехизис. -- Ноесли говорить омирской чести, то
против нееу меня нет больших прегрешений, и мне не в чем себя упрекнуть; а
в трудное положениея попал против своей воли и, насколько я понимаю, не по
своей вине. Беда моя в том, что я оказался замешанным в сложное политическое
дело, о котором, как мне говорили, вам лучше не знать.
--Чтоже,отлично,мистерДэвид, -- ответилон. -- Рад,чтовы
оказались таким, как описал васРанкилер. Ачто касается политических дел,
то высовершенно правы. Ястараюсьбыть вне всяких подозренийидержусь
подальше от политики. Одного лишьне пойму: какя могу оказать вам помощь,
не зная ваших обстоятельств.
--Сэр, --сказал я, --достаточно,если вы напишетеего светлости
Генеральному прокурору, что я молодой человек из довольно хорошего рода ис
хорошим состоянием -- и то и другое, по-моему, соответствует истине.
--Так утверждает и Ранкилер,-- сказал мистер Бэлфур, -- аэтоДля
меня самое надежное ручательство.
--Можно еще добавить (если вы поверитемне наслово), чтояверен
англиканской церкви, преданкоролюГеоргуи в такомдухе былвоспитан с
детства.
-- Все это вам не повредит, -- заметил мистер Бэлфур.
--Затем,выможете написать,чтоя обращаюськего светлости по
чрезвычайноважномуделу,связанномусослужбойеговеличествуисо
свершением правосудия.
-- Так каквашегодела я не знаю, -- сказал мистер Бэлфур,--то не
могу судить, скольоно значительно. Поэтому слово "чрезвычайно" мы опустим,
да и "важное" тоже. Все остальное будет написано так, как вы сказали.
-- И еще одно, сэр, -- сказал я, невольнопотрогав пальцем шею, -- мне
очень хотелосьбы, чтобы вы вставили словечко, котороепри случае могло бы
сохранить мне жизнь.
-- Жизнь? -- переспросил он. -- Сохранить вам жизнь? Вот это мне что-то
ненравится.Если дело стольопасно, то,честно говоря,яне испытываю
желания вмешиваться в него с завязанными глазами.
-- Я, пожалуй, могу объяснить его суть двумя словами, -- сказал я.
-- Да, вероятно, так будет лучше.
-- Это эпинское убийство, -- произнес я.
Мистер Бэлфур воздел руки кверху.
-- Силы небесные! -- воскликнул он.
По выражению его лица и по голосу я понял, что потерял защитника.