– Это тот камень, который мы все держали в руках, на твоём фуршете?
– Да. А что ты веришь в проклятье?
– Нет. Просто он единственное связующее звено с нечто таинственным. А кстати, где он сейчас?
– Наверное дома. Слушай, я не помню, куда его дела. Странно. Помню точно, что после фуршета принесла его в лабораторию и положила в ящик. Домой его вроде не брала. Точно не брала. Значит он там и остался, вернее скорее всего разрушился при взрыве – он же из песчаника.
– Надо будет Юнатову сказать, пусть поищут, чем чёрт не шутит.
– Ты серьёзно подозреваешь камень во всей этой истории?
– Лина, произошло нечто из ряда вон выходящее и здесь любая зацепка имеет значение. Пойми, то, что мы создали, нарушало все законы известной нам физики, мы на сотни нобелевок наработали, создав аппарат с вечным двигателем и способностью невероятно летать, решив попутно проблемы с жизнеобеспечением экипажа. Разве ты не помнишь, наш экспериментальный полёт?
– Знаешь, странно, я его помню, словно это было во сне. Вообще не могу понять, как мы шлюпкой управляли.
– Нас было трое, и мы все помним, что там были, значит это не сон. Помню, как решили рискнуть, но самое странное, были уверены в том, что всё будет хорошо. Откуда такая уверенность? И как мы ей всё-таки управляли?
Подсел Егор. Он руководил лабораторией аэродинамики и как раз был третьим в том секретном полёте.
– Ну что? Как дела?
– Да вот вспоминаем свой полёт в шлюпке. Ты хоть что-нибудь помнишь? Как взлетели? Как управляли ей?
– Помню, что взлетели очень быстро, не успел даже понять, как покинули атмосферу, потом разворот, облёт планеты и мы уже приземляемся. Весь полёт продолжался 32 минуты. Охренеть как шустро. Но как управляли? Мне кажется это было интуитивно, наподобие управления мыслью. А какая была аэродинамика! Жаль, что забыл, как создавал такое чудо…
– Ну вот, Лина, получается, что мы управляли шлюпкой с помощью мысли…
– Круто… Мне бы вспомнить, куда дела камень, может правда это своеобразный интерфейс инопланетных разработок…
– О, куда тебя понесло… Ты на Александра посмотри, твой начальник итак сам не свой, а ты ещё ему подбрасываешь такие идеи, совсем крышу снесёшь.
– В каком смысле, я сам не свой?
– Ну накануне взрыва… этих всех событий, вернее, после нашего полёта, ты целый день ходил мрачный ни с кем не разговаривал, а вечером пришёл ко мне в лабораторию и сказал, что у тебя такое чувство, что нас запрограммировали на этот результат, слишком всё хорошо складывается, прямо чересчур хорошо… Предлагал всем нам ещё раз сдать анализ на химические вещества и пройти тест у психолога на посторонние влияния… Ну прямо мания у тебя какая-то была.
– Да что-то припоминаю… Надо попросить, чтобы устроили встречу с психологом, который по моей просьбе обследовал коллектив, может она что помнит из сказанных нами слов.
Глава 3
Вернувшись в свою комнату, решил набросать схему событий, которая выстраивалась у меня в голове. Итак, Лина: камень Улуру, фуршет, двигатель шлюпки; Игорь: метал обшивки; Егор: форма корпуса, система автоматической трансформации и потрясающая аэродинамика; Тимур: плазменная бесконтактная система управления шлюпкой. Вот откуда ноги растут управления шлюпкой с помощью мыслью. Но не помню, как он эту плазму сделал. Помню только, что она была холодная и скользкая. Дальше Ингрид разработала систему кругового обзора и радарный поиск, плазма здесь была горячая и создавала вокруг шлюпки невидимое поле, позволяющее сканировать и считывать параметры окружающей среды. Денис… Он разрабатывал стабилизатор микроклимата внутри корабля и можно сказать попутно центральное ядро, которое координировало работу всех систем.
Что толку, что помню все эти элементы чисто на словах, технически даже не представляю, как они выглядят и работают. Ужас какой-то. А ведь была ещё система Эльдара по воспроизведению продуктов питания и переработке отходов. Да многое чего было… А, смысл? Провозившись несколько часов составил таблицу, отражающую, кто за что отвечал и в какой последовательности шла разработка систем шлюпки. Глянув сейчас на неё, окончательно убедился, что это был спланированный проект, а не спонтанное озарение гениев. Но кто и что внушило нам, как и в какой последовательности всё делать? Почему позволило уничтожить? Мысль о шпионе пришлось отвергнуть. Тут проглядывала другая идея, что нам рано владеть такими технологиями. Значит нас кто-то остановил. Кто?
Утром, после завтрака, на встрече с Юнатовым, передал таблицу и рассказал, про камень Лины, привезённый из Австралии. Думал, будет смеяться, но он был очень серьёзен, позвонил куда-то и сказал, чтобы опросили Лину о камне и его внешнем виде. Затем положил передо мной планшет, с изображением трёхмерной модели нашего корпуса и попросил показать, где располагалась её лаборатория. Потом, позвонил опять и дал указание провести спутником спектральный анализ всего, что осталось от корпуса, на предмет идентификации с породой горы Улуру. Наконец, признался ему в несанкционированном полёте на шлюпке. Похоже об этом он уже знал, даже нисколько не удивившись, попросил уточнить дату старта, время в полёте и место посадки, имена тех, кто участвовал в нём. Посмотрел на меня вопросительно, словно ожидая очередного признания, и отпустил, сказав, что сначала дождётся результатов поиска.
Вернувшись в свою комнату, почувствовал озноб. Вроде простыть было негде, да и заразится не от кого, вероятнее последствия нервного напряжения последних дней. Улёгся на кровать, укрывшись одеялом. Озноб не проходил, а только усиливался, показалось, что начинаю бредить: увидел перед собой самого себя, стоящего у кровати, и наблюдающего мои муки. В голове прозвучали слова: «Скоро всё пройдёт… скоро всё пройдёт… успокойся…». Очнулся через два часа, судя по часам над дверью. Около меня стояло два человека в белых халатах. Вероятно, на камере наблюдения заметили, что со мною что-то странное и вызвали врачей. Хотел подняться, но тот, который был постарше, остановил меня, положив руку на плечо.
– Не торопитесь, батенька, мы сейчас вас осмотрим и если всё порядке, то тогда…
Полчаса меня осматривали, ощупывали, меряли давление, взяли анализ крови из пальца и вены, переносным МРТ проверили шею и голову. Наконец закончили.
– Ну что могу сказать… вроде всё в норме. Можете описать симптомы, которые у вас были?
Рассказал, как было, кроме фантома и голоса.
– Наверное, это всё-таки последствия нервного перенапряжения последних дней. Сейчас вам Андрей Сергеевич укольчик сделает, и вы немножко ещё поспите, а мы помониторим ваш сон… там видно будет.
Андрей Сергеевич зафигачил мне такой здоровый укольчик в мягкое место, что у меня глаза аж на лоб полезли и сразу почувствовал, что засыпаю…
Когда проснулся, увидел, что весь облеплен датчиками, провода от них тянутся к стойке с аппаратурой. Видать это и есть комплекс мониторинга. Через минуту в комнату вошёл тот врач, что вкатил укольчик и спросил, как моё самочувствие. Ответил, как есть, что нормально, и спросил, можно ли встать. Он посмотрел на меня вопросительно.
– Точно хорошо себя чувствуете? Ладно, сейчас сниму датчики и отпущу. Кстати, у вас же сейчас обед… Ну вот и хорошо, подкрепитесь и будет всё ок.
Он быстро снял датчики и проконтролировал моё вставание с кровати – может боялся, что упаду.
– Ну, всё отлично – идите, – сказал мне и покатил стойку с аппаратурой к выходу.
Я не сразу пошёл в столовую, сначала немного походил по комнате, постоял, поприседал, прислушался к своим ощущениям, – вспомнил свой фантом. Такого никогда со мной не было. Надо будет как-то поделикатнее расспросить Лину, вдруг и у неё были такие иллюзии. Ребята в столовой видать ничего не знали, что со мной произошло, потому что никто не задавал вопросов и даже не обратил внимание на мой приход. Присев к Лине за столик, спросил, как она себя чувствует, хорошо ли спит, может сняться сны? Она как-то замялась и по этой паузе понял, что у неё есть, что сказать мне. Посмотрел на неё внимательно и мотнул головой, что – аналогично. Шёпотом она рассказала, что накануне перед сном, словно в бреду увидела саму себя стоящей у её изголовья и шепчущей, что всё пройдёт, всё пройдёт. Чуть не подпрыгнул на стуле и сказал, что у меня сегодня было тоже самое. Глаза Лины заблестели, и она уже более бодрым голосом сказала, что боялась кому-то об этом сказать, чтоб не признали психически больной.