Я невольно искала его и радовалась тому, что не нахожу.
Мой взгляд неодолимо притягивала другая сторона моста. Там, кивая мне в знак приветствия изящной песьей головой, стоял бог смерти.
Позади моего бога высилась неясная, окутанная трепещущими языками пламени женская фигура с изменчивой оранжевой аурой вокруг львиной головы. На миг дым и пламя ослепили меня, заставив вскинуть перед собой меч — защиту против энергии, способной сжечь меня дотла.
В тот же миг по моей коже, рассеивая опаляющий жар, растеклась прохлада. Клинок светился не привычной голубизной, а яростной белизной, сталь тонко подрагивала от соприкосновения с энергией, а знак на плече прожигал меня до костей, наполняя невыносимой болью и подсвечивая защищавший меня кокон алмазным сиянием демонического огня. Даже здесь, в мире смерти, я была отмечена вниманием Джафримеля, хотя моего бога это не волновало.
Анубис знал, что я его собственность. Этого не мог изменить даже демон. Я некромантка, я прежде всего принадлежу смерти, а потом уже собственной жизни.
Бог заговорил. Его голос ощущался не как звук, а как омывающий меня колокольный звон. Я и была колоколом, который бог заставляет петь.
Анубис наклонился. Его черные глаза — провалы в звездную бесконечность — впились в меня. Он снова заговорил, и на сей раз его голос был подобен столкновению миров. От этого звука мои волосы взметнулись, а светящийся кокон изумруда на миг колыхнулся, позволив ощутить ужасное тяготение бездны, разверзшейся передо мной. Мои пальцы на рукояти меча ослабели, но тут же судорожно сжались снова.
— Это задача для тебя, дитя мое.
Озарение снизошло ко мне. Бог призвал меня, дабы я исполнила его просьбу. Его слова заключали в себе и утверждение, и вопрос: передо мной стоял выбор. Согласна ли я исполнить его волю, когда придет время?
Почему он спрашивал? Ведь я принадлежу ему. Бог, охранявший и ободрявший меня всю жизнь, не должен просить ни о чем.
— Скажи, чего ты хочешь, — беззвучно прошептала я.
Бог кивнул снова. Он скрестил руки на груди. У Анубиса не было церемониального цепа или крюка, и предстал он не в образе черного поджарого пса, как обычно. Когда он поднял руку, раздался свист безумного ветра. Мои уши заложило, кожу охватил озноб.
Потом заговорила Она, стоявшая позади него. Речь ее была подобна реке ревущего пламени и грозному танцу, каждым шагом сокрушавшему мир. Я отпрянула, вцепившись в рукоять меча, и стала медленно падать в бесконечную пустоту. Неясно было, то ли камень поразит меня в спину, то ли поглотит бездна. Слова впечатывались в мое сознание; точнее, не слова, а слои значений и смыслов, и каждый новый слой выжигался глубже, чем предыдущий, неизбывно запечатлевая то, что мне предстояло забыть — и вспомнить лишь тогда, когда придет время.
Глава 3
Я очнулась, лежа на боку, на прохладном гладком мраморе. Теплые солнечные лучи согревали мою щеку. Похоже, я долго была без сознания.
Горячие железные руки стиснули мои плечи, приподнимая меня.
— Данте! — раздался голос Джафримеля, отрывистый и резкий, каким я слышала его всего раз или два. — Тебе плохо, Данте?
Я издала невнятный звук и обмякла в его руках, бессильно свесив голову, но тут жаркие, бурные потоки энергии заструились по моим жилам, наполняя их, как разгоняющее вялость и холод вино. Я вскрикнула, непроизвольно вскинув руку. Сталь звякнула, когда Джафримель вывернул мое запястье. Он был намного сильнее меня, и хватка его пальцев была осторожной. Он боялся повредить мне.
— Спокойно, хедайра. Я с тобой.
— Они призвали меня.
У меня клацали зубы. Холодок смерти пробирался все глубже, сковывал колени и локти, обращая плоть в нечувствительный мрамор.