Он ждал, пока я проснусь.
Но не сегодня.
Я прищурилась, прижав простыню к груди. Лунный свет лился в раскрытые высокие, во всю стену, окна, серебря гладкий мрамор; длинные синие бархатные шторы слегка колыхались на теплом ночном ветерке. Здесь, в Тоскано, все дома представляли собой огромные виллы, построенные для богачей Гегемонии. Этот особняк, встроенный в склон холма, смотрел на долину, где люди тысячелетиями возделывали оливки и пшеницу ради пропитания, теперь же оливковые деревья служили украшением ландшафта. Мои волосы разметались по подушке, успокаивающее прикосновение шелка слегка холодило кожу.
Я была одна.
Не поверив своим глазам, я пошарила рукой рядом с собой. На подушке Джафримеля осталась вмятина, в комнате витали запахи нас обоих — пряный и мускусный аромат демона и мой собственный, более легкий. Моя щека горела, мой изумруд светился, а алтарь — это бросилось мне в глаза, — сделанный мною из старинного, искусно украшенного дубового шкафа, окружало голубоватое свечение. Я повернула голову, и призрачный лучик света от моего изумруда отбросил на стену дрожащую тень.
Обнаженная, я выскользнула из постели и обхватила пальцами рукоять меча. Клинок запел, когда я вытаскивала его из лакированных ножен: тихий свистящий звук легкого скольжения смазанного металла, покидающего футляр из гладкой уплотненной древесины. Клинок озарил воздух голубоватым свечением впечатанных в самое сердце металла рун Девяти канонов — тайнописи, использование которой составляло отдельную магическую дисциплину. Йедо нарек этот клинок Фудошин, и я редко извлекала его из ножен.
У меня не осталось ничего, за что стоило бы сражаться.
Прошло уже немало времени с тех пор, как мой бог разговаривал со мной в последний раз. Я осторожно приблизилась к алтарю, опустилась на одно колено перед незримой границей между реальностью и святыней, затем поднялась и вступила в голубое свечение. Невидимый ветерок взъерошил мои волосы, а голубой свет скользнул по телу, как прикосновение Джафримеля.
«Где же он? Или он уходит, когда я сплю? Когда я просыпаюсь, он всегда рядом».
Эту мысль пришлось выбросить из головы: если я понадобилась психопомпу моего хозяина, значит, мне ничто не угрожает, а стало быть, не так уж важно, где в данный момент находится Джаф. Ведь спящим я его вообще никогда не видела и ничуть о том не беспокоилась. Это его личное дело.
Я стояла перед алтарем, сжав меч и пропустив клинок подмышкой назад и вверх, так что острие катаны соприкасалось с моим плечом. Моя щека горела, изумруд шипел, линии татуированного узора неистово метались под кожей.
Новая статуя Сехмет, установленная сбоку от моего покровителя Анубиса, светилась; это было все, что осталось от алтаря в моем старом доме в Сент-Сити. Анубис, темный на фоне голубого света, еле заметно кивнул. Чаша, поднесенная ему, опустела, вино исчезло. Я подняла руку и коснулась щеки кончиками пальцев, ощутив лихорадочно разгоряченную кожу, жарче крови демона.
Потом голубой свет вобрал меня. Я не упала, но опустилась перед богами на колени и почувствовала, что покидаю собственное тело.
В голубой хрустальный зал смерти прибыла новая сущность.
Я стояла на мосту, и овальный кокон света от изумруда якорем прикрепил мои ноги к камню. На мне было белое одеяние избранницы бога, подпоясанное эластичным чешуйчатым серебром. Моя рука сжимала новый, полыхавший мертвенно-бледным огнем меч.
Я не осмеливалась явиться сюда после смерти Джейсона Монро.
Трепещущие, прозрачные пелены душ сблизились, окружая меня. Для меня, некромантки, это было привычно, но я не видела той души, которую искала. Ни намека на единственный в своем роде узор, ни единой кристаллизованной нити психической и эфирной энергии, содержащей незримый отпечаток растрепанных пшенично-золотистых волос и голубых глаз.
Я невольно искала его и радовалась тому, что не нахожу.