– Слушайте, вы этими туалетными шуточками кадрите лучше своих студенток! Они как раз на такое должны вестись.
– Еще как.
– Или они вас уже раскусили, и вы остались без внимания восемнадцатилетних дурочек?
– Я навеки обречен быть любимым восемнадцатилетними дурочками. Развелись в этом году? Или в декабре?
– Как вы узнали?
Лицо Алёны стало недоверчивым и по-детски обиженным.
– Вы часто гладите нижнюю, извините за это слово, фалангу безымянного пальца. Очевидно, прежде вы носили кольцо.
Женщина подняла чересчур густые брови.
– Думаю, ваш бывший муж иностранец. Последние года два вы жили за рубежом. Скорее всего, он кореец. Или китаец. А жили вы не там. Это были Штаты или Канада.
– Канада… Господи, как вы это поняли?
– Этот аромат Moschino вам, безусловно, к лицу. А он мало кому подходит. Однако за ним пробивается спертый флер какого-то шкафа. Этот костюм долго висел без употребления. Он не сезонный. Вы могли бы носить его осенью и даже летом. Значит, вы год или даже больше не работали. Вряд ли намного больше. Замужние женщины толстеют, а на вас хорошо сидит добрачный костюм. Почему же вы не работали? Потому что были замужем. Причем за границей, иначе вы бы работали.
– Но почему за корейцем или китайцем?
– Это еще проще. У вас относительно небольшой рост. Однако вы странно глядите на меня. Поначалу смотрите куда-то в область груди. И только затем поднимаете взгляд на лицо, будто опомнившись. Я, правда, веду себя так же. Однако я глазею на ваш пуш-ап. И я попросту мужчина нормального для европейца роста. Аккурат такого, какой вы успели забыть.
– А почему мой муж не мог быть просто невысоким европейцем?
– У вас, Алёна, отвратительная привычка щурить глаза. Хотя зрение у вас, готов поспорить, нормальное. У меня есть опыт взаимодействия с японистами и аналогичными фриками. Люди, которые постоянно якшаются с узкоглазыми, начинают щуриться.
Как я догадался, что жили не в Азии? Оттуда вы так просто не уехали бы. И у вас, простите, едва заметный акцент. Английский, не какой-нибудь узкоглазый. За рубежом вы говорили преимущественно на английском.
– Но почему не японец, например?
– Японец? Полагаю, у вас есть хоть капля самолюбия. Белая женщина и японец это плохой Шекспир.
Алёна явила присущую большинству женщин неспособность одновременно разговаривать и контролировать свои движения. Кофе пролился на ее блузку.
– Твою мать! – сказала Алёна. – Мне же не во что переодеться!
– Купите новую блузку. Если времени до суда нет, идите туда голой.
– Как вы узнали, что у меня суд?
– Куда же вы едете с таким огромным чемоданом? Конечно, в суд.
Горгоной помог женщине спустить чемодан из вагона. Он махнул рукой человеку с табличкой «А. В. Горгогной».
– Вы юрист, мне Ольга рассказывала. Суд здесь вероятнее, чем переговоры. На которые обычно берут меньше документов. В Нижнем есть пара сносных магазинов, купите блузку. Удачи вам.
Горгоной протянул Алёне руку. Женщина аккуратно ответила на рукопожатие и прищурилась.
– До свидания, – сказала она. – Вы что же, даже номер телефона у меня не возьмете?
– Родным сестрам незачем быть еще и молочными. Успехов.
7 февраля
– Девушка! – сказал Акемгоним.
Кривоногая женщина в развратной даже по столичным меркам юбке обернулась. Ей было лет двадцать. Пуш-ап кричал о третьем размере, но Горгоной диагностировал второй. У женщины были завитые крашеные светлые волосы.
Акемгоним был пятничен: черные массивные очки Gucci, футболка Armani, зауженные джинсы Diesel и новый синий кардиган Hugo Boss.
– Вы очень красивая, – сказал Горгоной.
– Здравствуйте, я не знакомлюсь на улице, – сказала женщина. На ее лице отобразилась усиленная работа мысли.
– Мы в торговом центре, это не улица.
Женщина улыбнулась, показав относительно ровные зубы с налетом.
– Вас как зовут? – спросил Акемгоним.
– Лера.
– Очень редкое имя. У меня тоже редкое: Акемгоним.
Горгоной протянул Лере визитку. Он не был апологетом соблазнения перечнем регалий. С визиткой женщины легче разбирали его имя.
Лера проявила навыки чтения.
– Записываю ваш номер, – сказал Горгоной.
– А-кем-гоним, – сказала Лера, – а дайте вы мне свой номер. Мой парень вам позвонит, и вы спросите, можно ли узнать мой номер.
– Отличный план. Однако и вы дайте мне номер парня. Я спрошу у него, что можно.
Лера продиктовала номер, сказала имя. Горгоной позвонил, и на другом конце молча взяли трубку.
– Привет, это Данила? – спросил Акемгоним.
– Да, – сказал молодой голос на фоне церковного хорового пения. Горгоною показалось, что это запись.
– Меня зовут Акемгоним. Я только что познакомился с Лерой. Хочу спросить у тебя ее номер.
Хор утих, Данила молчал: вычислял цену Леры сообразно оферте Горгоноя или просто размышлял.
– А зачем? – спросил Данила. Акемгоним не уловил в его голосе тревоги.
– Хочу сводить ее в кино или поужинать. Ты не против?
– В общем, нет. Записывайте номер.
– Долбанутые люди, – сказал Акемгоним Кириллу, усаживаясь в Mercedes.
Пропуск был заказан на Ваську Хулью. Назвав это имя, Горгоной зашел в «Очко Мефистофеля». В минувшую среду член Акемгонима упал. Перед Валей оставался должок.
На вечеринке уже было человек сто. Здесь топтались надрывавшие жопы в режиме 24/7/365 партнеры столичных юридических фирм. Встречались и руководители практик. Горгоной заприметил нескольких своих однокурсников, только метивших в партнеры. Все они завистливо смотрели на Акемгонима.
Обсуждали всякое:
– Конечно, дала, еще бы она не дала! Как только мою новую «бэху» увидела, тут же отсосала мне в тачке…
– Тихо, вон она идет!
– Блин, какие же у нее сиськи…
– И вот приходит эта ее подруга, а сиськи у нее пятого размера! Я просто охренел! Натуральные сиськи пятого размера… А соски просвечивают сквозь лифчик и блузку…
– А твоя чего?
– А моя как раз пошла за сыном в детский сад… Я думал, сдохну от эрекции…
– Я ему и говорю: «Мне по хрен на твой тюнинг, ты мне детский сад не устраивай».
– А в страховую позвонил?
– Да погоди ты со страховой…
– А что страховка?
– А что страховка, мы же катались за пределами разрешенной зоны. Страховая бы ничего не оплатила. Поэтому мы взяли все лыжи и палки и потащили Андрюху в ту зону, где можно было кататься. Но было еще светло, и до фига народу. Инсценировать его падение не получилось. Поэтому мы поперлись ужинать и дожидаться темноты.
– Погоди, а мужик всё это время был со сломанной ногой и без сознания?!
– Мало того, мой дядька не просто никогда не звенит на металлоискателях, у него еще и штырь в ноге после военного госпиталя остался. Он может спокойно пройти рамку в аэропорту, ничего не выкладывая, и она на него не реагирует! У него в карманах ключи, мелочь, еще полно всякой шняги, а он проходит рамку, и хоть бы хны!
– А как у него так получается? Мне даже очки приходится снимать, чтобы рамку в каком-нибудь суде пройти!
– Суд суду рознь. Я тут был в городском суде по моему теперь уже знаменитому бракоразводному делу, так там…
– Слушай, ты ведь занимаешься семейными вопросами? Может, возьмешься за одно дельце? Вроде ничего сложного, но я не спец в этом, да и времени особо нет. Люди не самые бедные, гонорар будет нормальный, думаю. Суть в следующем. Семейка дипломатов. Прожили почти двадцать пять лет, более-менее тихо-мирно…
– Прямо тихо-мирно двадцать пять лет?
– Нет, всякое бывало, конечно… Там жена тетка моей жены, поэтому я всё знаю. Короче, бывало всякое. Она бухала, дипломат ее бил. Он тоже бухал. Нормальная семья, короче. Вырастили детей, шито-крыто. Потом муж совсем забухал, а жена пошла по рукам. Пялили ее только всякие старпёры, конечно. Короче, разводятся. Вся недвижимость записана на дипломата, надо развести их так, чтобы ей тоже что-нибудь упало. Ты же можешь попробовать представлять ее интересы?
– Адвокат противоположной стороны как закричит судье: «Посмотрите, кто представляет интересы оппонентов! Это же Васильев! У него все дела длятся годами, он постоянно затягивает процессы!».