– Надолго едете? – спросил он.
Женщина заткнула уши беспонтовыми розовыми наушниками. «Ласточка» тронулась, и Горгоной стал рассматривать фотографии playmate номера под осуждавшим взглядом блондинки.
Наконец, та достала косметичку и занялась своим голым лицом. Закончив раскрашиваться, женщина принялась смотреть фильм «Вики, Кристина, Барселона» на iPad.
– Так себе кино, – произнес Горгоной, бесшумно испортив воздух.
– Что? – спросила женщина, доставая наушник из уха.
– Так себе кино, говорю. У него есть фильмы и получше.
– Знаете, я вам не указываю, какие фильмы смотреть или какие журналы читать. Альмодовар не снимает плохих фильмов.
– Режиссер этого фильма Вуди Аллен, красавица. За долгую карьеру он снял несколько плохих фильмов. Этот фильм относится к таким, на мой вкус.
Блондинка открыла и закрыла пасть. Пасть у нее была рабочая.
Горгоноя разбудил звонок iPhone.
– Да, алло, – сказал он.
– Доброе утро, господин Горгогной! Вас беспокоят из службы такси, – сказал писклявый женский голос.
Горгоной взглянул на часы: ехать оставалось полчаса.
– Горгоной, – сказал он. – Моя фамилия Горгоной.
Любительница Альмодовара-Аллена уставилась на Горгоноя так, будто он заговорил про минет.
– Прошу прощения, господин Горгоной! На вокзале вас встречает машина, водитель с табличкой ждет у перрона.
– Ваша фамилия Горгоной? – спросила блондинка, пахнув давно чищенными зубами.
– Да, а ваша? Вечно меня принимают за иностранца. Вы, как и я, уверены, что наиболее сексуальная характеристика понравившегося мужчины это его фамилия? Это редкость по нынешним временам. Я счастлив, что мы встретились.
– Я старшая сестра Ольги.
– Ух ты, ну бывает же! И как дела у Ольги? Да, кстати, вы меня попутали. Я не тот Горгоной, что любил Ольгу. Я близнец того парня, Ефрем.
Без подсказок Горгоной не мог упомнить женщину с именем Ольга.
– Ольга в порядке, – чуть ли не с гордостью произнесла блондинка. – Она довольно болезненно реагировала на ваш разрыв, но сейчас она в порядке.
Под «довольно болезненным реагированием» обычно скрывался многодневный загул. В контексте этого мероприятия женщины изливали свои горести разным неподходящим людям, злоупотребляли алкоголем, цепляли беременность, другие передававшиеся через трах хвори.
– Рад, что всё хорошо. Как вас зовут? Я, вероятно, знал, да не помню.
Женщина зло посмотрела на Горгоноя. Пожалуй, секс у нее был в минувшем году.
– Алёна. Вы были правы. Так себе кино.
– А я вам что говорил? Некоторые женщины слишком красивы, чтобы быть хорошими актрисами.
– Это вы про Пенелопу Крус?
– У Крус я вижу хорошие задатки, нивелируемые, однако, чрезмерной аффектацией ее игры.
– Она производит впечатление умной женщины. Не в фильме, а по жизни.
– Умной женщины?
– Судя по тону, вы сейчас будете кривляться на тему того, что таких женщин не бывает.
– Судя по тону, вы этого хотите?
– Ни капли. С меня хватило выслушивать всю ту дрянь, которой вы отравили жизнь моей сестре. Помните, сколько гадостей ей наговорили?
Горгоной вспомнил: Ольга была его любовницей пару сезонов назад. Девятнадцатилетняя Олечка тогда училась на юриста и работала моделью в крупном агентстве. Познакомились они на вечеринке, тогда же Горгоной добился своего. У Оли был покладистый, еще неиспорченный характер. Статуса ради Горгоной взял модельку постоянной любовницей.
Ольга была плоская и некрасивая, как значительная часть моделей. По наблюдениям Горгоноя, чаще всего эту форму занятости, рассчитывая урвать свою долю траха, избирали мальчикоподобные худышки.
Оля предпочитала слезливые мелодрамы и глупые комедии. Читала она «Поющих в терновнике» и «Анжелику».
В сексе женщина была пятым колесом, за исключением оральных навыков: моделей ее агентства хорошенько учили этому функционалу. Кинув Олечку, Горгоной полгода усматривал в этом имени анаграмму слова «бревно». Довершением бесполезности Ольги являлась ее неглубокая кривая вагина. Стоило хорошенько зайти в нее, как Оля пищала: «Мне больно!».
Ее любимым идиотизмом были слова «Дорогой, я хочу, чтобы ты взял меня так сильно, как хочешь, чтобы ты вообще не сдерживал себя… Но только пока я не скажу тебе, что пора прекратить».
Кто-то из родителей Ольги умер много лет назад, второй платил алименты до ее совершеннолетия. Горгоной забыл, откупалась ее мама или соскочила уже в начале.
Алёна жила далеко, бабушка не смогла воспитать Ольгу человеком. Голова у Оли была забита традиционной для плохо воспитанных женщин чепухой. Ей хотелось быть одновременно грязной шалавой, нежно любимой девушкой и матерью семейства.
За столом Оля нарезала еду, хватала вилку правой рукой и чавкала.
Хуже всего было полное отсутствие у нее интуиции. Это было загадкой, ведь интуиция особенно сильно развивалась у глупых женщин. Горгоной приходил к Ольге, трахнув другую бабу. Горгоной прощался с Ольгой и шел трахать другую бабу. Ольга не выказывала беспокойства.
Однажды Горгоной укатил в Италию с моделью того же агентства. Это была Ирина, Горгоной скоро кинул ее в Тайланде. Ирина была фигуристее Ольги; та, наконец, стала переживать.
Прилетев в Москву, Горгоной увиделся с ней и обрисовал диспозицию. Блюдя каноны жанров, что она исповедовала, моделька ударилась в слезы, залепетала про непобедимую любовь. Горгоной ответствовал, что смертельно устал и не любил ее. Он сказал, что его утомили тошнотворные россказни, воспевавшие невероятную гармоничность их пары. Ольгуня размазывала косметику по лицу и старалась манипулировать ненаглядным Горгонойчиком.
Горгоной опаздывал на трах с Ириной. Он дал любительнице гармонии слово подумать насчет их будущего. Условием этого Горгоной провозгласил ее немедленное обнажение в кафе. Ольга ломалась минуту и поцокала в туалет. Еще через минуту по-прежнему одетая женщина вышла из туалета, снова заплакав. Горгоной пошел к выходу.
К восторгу некоторых гостей заведения, Ольга бросилась раздеваться. Когда Горгоной обернулся в дверях, на плаксе были лишь трусики и сапожки. Горгоной поднял бровь. Под кудахтанье евшей салат усатой жирной бабы Оля выпрыгнула из трусиков. Раздетая и зареванная, она подбежала к Горгоною. Отчитав эксгибиционистку за то, что даже при беге ее сиськи ввиду маленького размера не колыхались, Горгоной ушел. Стоял декабрь, Олечка не побежала за Горгоноем.
– Я с ней редко разговаривал. Да и столько времени минуло. И потом, о моих чувствах к женщине я говорю только с ней. Простите, такова уж странность организма. Вам угодно тут же царапать глаза, или для начала попробуете разбить мне сердце?
– Кофе, будьте добры, – сказала Алёна разносчику напитков.
– Нет, спасибо. Я в отеле позавтракаю, – сказал Горгоной.
– Вы сюда надолго, что ли? – спросила Алёна.
– Вечером собираюсь назад.
Горгоной присмотрелся к Алёне: сестры были непохожи.
– Тогда зачем отель?
– Принять душ и надеть костюм.
– Вы что, не могли надеть костюм в Москве?
Горгоной решил, что секса у Алёны не было пару лет.
– Не люблю путешествовать в костюме.
– Вот я женщина и нормально путешествую в костюме.
– Завидую вашей самоотверженности.
– Я просто поражаюсь, какие мужики пошли изнеженные! Вы бы еще на массаж записались после поезда. Случись сейчас война, мы бы проиграли из-за таких, как вы. Такие, как вы, не стоят мизинца моей сестры. Даже фаланги ее мизинца не стоят!
– Несомненно. Примем за аксиому отсутствие у меня симпатичных черт. Так вам будет проще со мной общаться. Однако согласитесь, насчет фильма я был прав.
– Меня достал закадровый голос.
– Хуже другое. Мы видим афишу фильма, где сыграли Крус и Йоханссон. Нас мучает вопрос. Нет-нет, ясно, что переспят. Однако увидим мы это или нет? Мы этого не видим. Не обидно ли?