***
– Ты, дочка, не бойся. Я тебе плохого ничего не сделаю, – говорил Свете друг Вадимыча, – сейчас я чайник на огонь поставлю – чай пить будем, – говорил он ласково-скрипучим и пропитым голосом.
– Меня Хмырем все зовут, то бишь кликуху такую дали, а так я дед Миша, можно просто дед, а тебя как зовут?
– Света, – прошептала девушка.
– Ну, Светочка, главное, что в жизни ни происходит, какие она беды человеку ни преподносит, самое главное – это не обозлиться, не ожесточиться на весь мир. Я вот недавно бомжевать стал, как дочь с сожителем своим выгнали меня из моей квартиры на улицу, так я сразу как-то потерялся, в людей, в добро веру потерял, а главное – в силу прощения. Когда я раньше в техникуме преподавал, так думал – иных понятий нет, а оно вон как! На улице понятия всех ценностей иные, здесь и люди другие, и правила. Но есть все-таки общая ценность, которая присуща сильным людям, и в ней, в этой ценности, гарантия непадения до облика зверя. Ибо только человек с душой человеческой может еще оставаться человеком. Вот слабые люди становятся злыми, сильные люди остаются собой, – философствовал Хмырь. – Как там в Библии сказано: «Прощайте врагов своих». И ведь верно, я по себе сказать могу, вот если я на кого-то в обиде, то я думаю постоянно об этом – о нем, об обидчике, и постоянно с ним сталкиваюсь, и он меня еще сильнее обижает. А вот я тут простил одного, так и не вижу его совсем, во как. Только прощать надо всем сердцем своим, сразу и навсегда. Иначе не будет вот этой волшебной силы прощения, – говорил Хмырь, склонившись над Светой и поднося к ее губам нечто, похожее на чай.
Света приоткрыла глаза.
– Господи, – взмолилась она, – только не надо опять! – В ее воспаленном мозгу возник образ бандита с железной клипсой во рту и в ухе.
– Что ты? Что ты, милая? Я же тебе чайку сделал, на-ка вот, держи, – говорил Хмырь, вкладывая в Светины руки железную кружку с горячим чаем и смахивая с лица Светы ее налипшие волосы.
Но Света, из последних сил, оттолкнула склонившегося над ней человека. Внезапно раздавшийся крик бомжа заставил ее поднять голову.
– Господи, что же это?.. – вскричала она. Перед ней лежал Хмырь, а из груди его торчал арматурный штырь, на котором перед тем висел над огнем котелок.
Буро-красная кровь стекала каплями по штырю. Хмырь прошептал, глядя добрыми на Свету глазами:
– Смерть свою я тебе прощаю.
– Только не вы! Что же это такое! – зарыдала она взахлеб. Ответом ей было отражение языков пламени в синих и уже стеклянных глазах деда Миши. Света снова потеряла сознание.
***
– Вот, кажется, он нам звонил, – сказала Елена Михайловна, остановив машину рядом с человеком.
– Здравствуйте, – начал сразу Вадимыч, – вы родители Светы?
– Да, – сказал отец, – где она? Вадимыч молча побрел вперед к своему сараю.
Через несколько минут он распахнул дверь сарая и, заглянув внутрь, резко отпрянул назад.
– Что такое, в чем дело? – спросил Константин Степанович.
– Там, там… – дрожащим голосом проговорил Вадимыч, указывая рукой внутрь.
Отец Светы отодвинул Вадимыча в сторону и, пройдя внутрь, увидел распростертое и окровавленное тело человека.
– Не заходи сюда, – сказал он жене.
– Что же это такое? Кто его убил? – говорил, плача, Вадимыч. – Да как же это ты так, Миша, родненький! – причитал Вадимыч.
– Там труп, – сказал Константин Степанович, вынося на руках Свету из сарая. – Надо вызвать милицию.
– Это вам, – сказала мать Светы Вадимычу, – возьмите сто долларов.
– Не надо, что вы? Друг мой умер, дочь ваша жива, – непонятно произнес он, – какие могут быть деньги?! Я просто так помог вам. Вызывайте милицию, я буду здесь, – сказал Вадимыч, но рука его сама потянулась и взяла протянутые ему деньги.
Грязно-красное небо пылало вечерним закатом, тучи сгущались.
– Видно, дождь будет, – сказала мать Светы.
– Что? – не расслышал Константин Степанович.
– Дождь будет, – громче повторила она.
И грозовые облака после ее слов, как по взмаху волшебной палочки, затянули небо.
***
– Алло, милиция?
– Дежурный Светлов слушает, – ответили на другом конце провода.
– В сарае на городской свалке, в деревянном сарае, труп.
– Ваша фамилия?
Светин отец повесил трубку. Каким-то шестым чувством он понял, что его дочь имеет отношение к этому убийству.
***
– Виктор Николаевич?
– Да, я слушаю.
– Докладывает дежурный. Только что по телефону некто, он не назвал себя, сообщил, что в сарае на городской свалке найден труп.
– Свалок-то много, а эта наша подведомственность?
– Да, только что нам передали из городского центра приема сообщений по 02.
– Машину к подъезду! Вызовите судебномедицинского эксперта Михайлова и найдите Петрова, я выхожу.
– Есть, – ответил дежурный.
– Твою мать, – выругался следователь, – опять труп. Ну что за дерьмо, а? Все на меня свалилось, черт побери их всех, – неизвестно на кого выругался Кузнецов.
***
– Ну, гаврик, тебе мы сейчас сюрприз сделаем, – сказал младший сержант Котельников, охранник камеры предварительного заключения отделения милиции, в котором содержали Димку.
– Да, сейчас ты грустить не будешь, парниша, – повторил сержант Тихомиров. – Посмотри, что тут тебе просили от Утюга и Чиченапокойника передать.
Димка взял в руки тугой плотный конверт, на котором было написано «Крутому парню с приветом!»
«Что за глупая шутка?» – думал Димка, распечатывая его. В нем лежали фотографии. Сначала Димка даже не понял, что на них изображено, но когда он подошел к свету, увиденное повергло его в ужас. Димка оглянулся назад: на какое-то мгновение ему показалось, что в дальнем углу камеры появился силуэт человека в темном, скрывающем голову капюшоне. Наваждение прошло. На фото была сфотографирована Света, вернее, все то, что проделали с нею подонки.
– Ну как? По-моему, неплохо! Похлеще, чем в крутом порно, – съязвил сержант.
– Да, да! Ты посмотри, какая девочка, какие маленькие сиськи, я бы сам от такого кайфа не отказался, – с вожделением добавил младший сержант.
Для Димки время остановилось, он не видел ничего, кроме фото, и не мог отвести от них глаз. На одном фото Свету держали одновременно трое человек. На другом – какой-то подонок плевал ей на лицо. До третьего фото Димка не дошел. Резким выпадом вперед он, метнулся к стоявшему сержанту:
– Умри гад, умри! – крикнул Димка, сжимая горло сержанта.
– Убери его, Котел, – хрипел Тихомиров.
Сержант ударил Димку по затылку своей дубинкой. Руки Димки разжались, и он сполз на пол.
– Чуть не удушил, сука! – сказал сержант Тихомиров, потирая свою шею. У, гад! – пнул ногой лежащего на полу Димку сержант. И менты стали жестоко избивать его ногами.
– Пошли отсюда, – сказал Котельников, – а то забьем до смерти.
– Да, пошли, пусть паренек поспит, – добавил Тихомиров, ударив Димку еще раз сапогом по почкам.
– Может, ему хороший сон приснится, – рассмеялся младший сержант и закрыл за собой дверь камеры.
***
Димка пришел в себя.
«Может быть, я уже умер? – думал он, глядя перед собой на светлый, слепящий глаза шар.
– Или я сплю, и сейчас солдат Монахов должен прокричать: «Третья рота, подъем!» Почему же он не кричит?» Но вот цепь произошедших событий стала всплывать в его сознании: сначала Димка вспомнил, что он сидит в милиции за убийство Чичена, потом вспомнил охранников-милиционеров и конверт – да, этот конверт с этими фотографиями. Вдруг в кроваво-красном спектре своего сознания Димка отчетливо увидел все происходящее на фото: Света плакала, он слышал ее плач, он видел ее глаза, он слышал пыхтение подонков, видел Светину кровь и слышал смех насильников. Сердце и грудь сдавил гнев, сознание помутилось и крик, идущий из самой души, разорвал злые тени камеры.
– Что, что они с тобой сделали? – как молитву повторял Димка. Ведь это они не тебя – это они меня уничтожили, меня, – говорил себе Димка. – Эй, эй, кто-нибудь!
– Что, очухался? Чего надо? – грубо спросили за дверью камеры.
– Ответ хочу написать, дайте мне ручку и бумагу, и конверт, – заплетающимся языком попросил Димка.