– А у вас иждивенцев много? Я слышал, педагогам больше хлеба положено.
– Я не педагог. Увы! У меня дочь заболела.
Парень, ухмыляясь, заходит внутрь магазина. И Вера Сергеевна будто что-то почувствовала, слишком быстро зашел молодой человек, толкнув ее плечом. Она кидает взгляд на свою сумку, и, о боже, замок открыт, ридикюль нараспашку, продовольственных карточек нет: недельных, с пайком для нее, Муси, Зои, Гули и бабушки. Вера Сергеевна залезает в карманы своего пальто, выворачивает их наизнанку: пусто. Ей захотелось заплакать, она делает шаг к магазину, но вышедшая на крыльцо продавщица закрывает дверь продмага перед самым ее носом.
Через час Вера Сергеевна уже у постели Зои, разговаривает с доктором:
– Питание, питание и еще раз питание. Жиры. У нее очень глубокий бронхит. Возможен даже туберкулез.
– А какие жиры?
– Масло, творог, молочные продукты. Из жиров: сало, на худой конец красная икра.
Доктор смотрит сочувственно на бледную Зою, разворачивается, выходит из комнаты, где она лежит на кровати почти в забытьи. Вера Сергеевна провожает доктора до двери дачного домика и, закрыв дверь, тут же начинает сборы.
Перебрав весь свой гардероб, она находит две старые и ненужные шубы, платья, часть посуды. В общем все, что можно обменять на продукты в ближайшей деревне. В тот самый момент, когда Вера Сергеевна укладывает в чемодан драповое пальто Растопчина, на кухню входит Муся:
– Мама, это же папино!
– Больше ни слова, иначе я рассержусь, надо брать именно папину одежду для обмена на продукты в деревню.
Возникает неловкая пауза.
На кухню входят Гуля и Елизавета Васильевна, у бабушки в руках ее собственная шуба. Она молча укладывает ее в общий чемодан:
– Верочка, ну куда же ты одна?
– Вы не волнуйтесь, я как только все обменяю, сразу обратно. Так все делают!
Елизавета обнимает мать:
– Мама, мамочка…
– Как ты?
– Мамочка, не волнуйся, я в деревню на обмен.
Муся с минуту смотрит на мать. Потом решительно достает с антресолей второй чемодан.
Перекладывает часть вещей̆:
– Мама, я с тобой.
– Нет, не надо… И не спорь со мной.
– Нет, не спорь со мной… Иначе я тоже рассержусь.
Гуля неожиданно прерывает их диалог:
– И я поеду…
– Нет, куда ты? А за Зоей кто будет смотреть?
Вера Сергеевна продолжает сборы. Она почти согласна взять Мусю с собой. Одной действительно страшновато:
– Вы главное не волнуйтесь, это совсем рядом. Мы там когда-то грибы собирали. По Можайскому шоссе. Деревня Васильево. Помнишь?
Вера Сергеевна неожиданно садится на стул. Защемило сердце или устала. Бабушке было очевидно, что дочь ее успокаивает, но дела в прифронтовой полосе обстояли гораздо хуже, чем сообщал по радио сам Левитан. Судя по слухам, немцы уже могут быть там, на Можайском шоссе. Бабушка мелко крестит Веру Сергеевну. Потом снимает с себя крестик и надевает его на Мусю. Некрещеная Муся смотрит на бабушку удивленно. Она в свое время принципиально отказалась креститься, хотя Елизавета Васильевна настаивала.
Но новая мода на атеизм не дала планам бабушки сбыться. Мария осталась некрещеной. Предчувствуя беду, бабушка Муси подарила внучке свой крест, почти как оберег: «Защита от беды и несчастья» было написано на кресте.
– Ба, ну, не надо. Это суеверие.
Бабушка мелко крестит Мусю. Целует в лоб:
– С богом!
Елизавета Васильевна обнимает дочь, прижимаясь к ней. Гладит по волосам. Смотрит на нее пристально, как будто пытаясь запомнить на всю оставшуюся жизнь.
Предчувствие или знамение, но свою дочь и среднюю внучку бабушка Елизавета больше уже никогда не увидит.
Думала ли сама Муся, что бабушка прощалась с ней навсегда? Мрачные мысли не оставляли девушку. Эхом звучали ее последние слова:
– С богом, с богом!
Очнулась Муся не сразу. По дороге навстречу ей и маме ехали телеги, нагруженные домашним скарбом. Женщины и дети шли в сопровождении колонны солдат совсем в другом направлении. Под их ногами была грязь, лужи. Сапоги месили черный снег.
Капитан, судя по лычкам на лацканах его шинели, шел впереди отступающей военной колонны, сопровождавшей беженцев:
– Подтянись. Кучнее идем, кучнее. Боец Середко, не отставать!
Муся и мама просто застыли с двумя чемоданами, гружеными на маленькую тележку. Неужели надо поворачивать назад? И они идут не туда, куда надо. К капитану тем временем подбежал солдат, отдавая ему честь дрожащей и замерзшей без рукавиц рукой:
– Товарищ командир, можно я впереди встану? Вставайте. Левой, левой. Пошевелитесь, братцы.
Солдат побежал вперед, пристроившись к такому же солдату.
– Братцы, табачку не найдется?
– Нет, откуда? (залезает в карман, доставая кисет) Ладно, держи!
Мимо Муси идет баба с годовалым ребенком на руках, за руку она тащит семилетнего мальчика:
– Мамочка, у меня ножки болят. Возьми меня на ручки.
– Ванечка, потерпи немножко, скоро дойдем.
Колонна растянулась по всему полю, старик в обмотках замыкал шествие. Он шел, хлюпая драными сапогами, в самом конце:
– Не дойдем засветло.
– У вас еда с собой есть?
– Есть, а у вас?
– Наменяли. На неделю хватит.
Вера Сергеевна наконец-то решилась задать вопрос, она оставила тележку рядом с Мусей и бросилась догонять капитана:
– Простите, нам нужна деревня Васильево.
– Мы правильно идем?
– Да вы что, дамочки? Там день, другой фашист будет.
Вдалеке громыхнули зенитки, на краю поля прогремел взрыв. Толпа беженцев остановилась, кто-то заохал, запричитал, младенец на руках бабы отчаянно заголосил:
– Слышите, фронт рядом. Поворачиваете с нами.
– Ну, что делать? Надо возвращаться? Гражданочка, скажите? А где продукты можно обменять?
Вера Сергеевна обращалась к бабе с младенцем на руках. Младенец орал благим матом, и баба говорила громко, пытаясь его перекричать:
– Да, я в Крестах меняла. Правда, куркули такие. Дерут втридорога. За кусок сала отдала кольцо золотое.
Колонне надо успеть до сумерек дойти до следующей деревни, по этому капитан ее поторапливает:
– Левой, левой, шевелись. До темна успеть должны. Раз, раз.
– Тяжело идти-то! Мамочка, я устал!
– Потерпи, сынок.
Вера Сергеевна возвращается к Мусе. Они в скором времени остаются одни в поле:
– Муся, ну что делать? Надо возвращаться.
– Мама, Зое нужен творог. Доктор сказал. Кресты недалеко от Васильево. Мы успеем и дойдем.
– Ну, ладно, пойдем.
Вера Сергеевна хватает ручку тележки, за которую держится и Муся. Они поворачивает с поля направо и где-то минут через десять оказываются в ближайшей деревне. В деревне пусто. Темные окна изб, заклеенные крест-накрест белой бумагой, зияют как черные амбразуры. Зловещая тишина просто пугает. Вера Сергеевна решается постучать в дверь. Однако дверь оказывается заперта на увесистый замок. Вера Сергеевна стучит в дверь избы рядом. На дворе слышны шаги. Кто-то крадется вдоль забора, опасливо выглядывая нежданных гостей. Вера Сергеевна присматривается и видит два цепких, серых глаза деревенской бабы в щели приоткрытой двери. Она делает жест рукой: «Тихо». И машет приветственно, указывая на дом:
– Ну, пойдем, пойдем. В сени, на задний двор.
Вера Сергеевна машет дочери:
– Муся, зайди туда.
Муся подходят к крыльцу ближе и видит серую кошку. Она отчаянно мяукает:
– Ой, киска…
Муся радуется кошке, как маленький ребенок. Хватает ее на руки:
– Муся, брось кошку. Иди и постучись в избу.
– Сейчас.
Неожиданно дверь в сени со скрипом открывается. Крестьянка опасливо выглядывает в приоткрытую дверь. Крестьянка говорит быстро:
– Городские!
– Здравствуйте, мы вещи меняем на продукты.
Вера заходит в калитку рядом.
– Муся, брось кошку.
Неожиданно из сеней выскакивает маленькая дворняжка и начинает отчаянно лаять:
– Тузик, не лай. Вот тебе. Идите, дамочки, туда.
Крестьянка показывает Мусе, как идти вокруг дома, ногой загоняет собачку в дом и захлопывает дверь перед носом девушки.