Этот Чайлдс был квакер
и вечно читал Библию. Он был славный малый, я его любил, но мы с ним расходились во мнениях насчет Библии, особенно насчет апостолов. Он меня
уверял, что, если я не люблю апостолов, значит, я и Христа не люблю. Он говорит, раз Христос сам выбрал себе апостолов, значит, надо их любить.
А я говорил - знаю, да, он их выбрал, но выбрал-то он их случайно. Я говорил, что Христу некогда было в них разбираться и я вовсе Христа не
виню. Разве он виноват, что ему было некогда? Помню, я спросил Чайлдса, как он думает: Иуда, который предал Христа, попал в ад, когда покончил с
собой, или нет? Чайдлс говорит - конечно попал. И тут я с ним никак не мог согласиться. Я говорю: готов поставить тысячу долларов, что никогда
Христос не отправил бы этого несчастного Иуду в ад! Я бы и сейчас прозакладывал тысячу долларов, если бы они у меня были. Апостолы, те, наверно,
отправили бы Иуду в ад - и не задумывались бы! А вот Христос - нет, головой ручаюсь. Этот Чайлдс говорил, что я так думаю потому, что не хожу в
церковь. Что правда, то правда. Не хожу. Во-первых, мои родители - разной веры, и все дети у нас в семье - атеисты. Честно говоря, я священников
просто терпеть не могу. В школах, где я учился, все священники как только начнут проповедовать, у них голоса становятся масляные, противные. Ох,
ненавижу! Не понимаю, какого черта они не могут разговаривать нормальными голосами. До того кривляются, слушать невозможно.
Словом, когда я лег, мне никакие молитвы на ум не шли. Только начну припоминать молитву - тут же слышу голос этой Санни, как она меня
обзывает дурачком. В конце концов я сел на постель и выкурил еще сигарету. Наверно, я выкурил не меньше двух пачек после отъезда из Пэнси.
И вдруг, только я лег и закурил, кто-то постучался. Я надеялся, что стучат не ко мне, но я отлично понимал, что это именно ко мне. Не знаю
почему, но я сразу понял, кто это. Я очень чуткий.
- Кто там? - спрашиваю. Я здорово перепугался. В этих делах я трусоват.
Опять постучали. Только еще громче.
Наконец я встал в одной пижаме и открыл двери. Даже не пришлось включать свет - уже было утро. В дверях стояли эта Санни и Морис,
прыщеватый лифтер.
- Что такое? - спрашиваю. - Что вам надо? - голос у меня ужасно дрожал.
- Пустяк, - говорит Морис. - Всего пять долларов. - Он говорил за обоих, а девчонка только стояла разинув рот, и все.
- Я ей уже заплатил, - говорю. - Я ей дал пять долларов. Спросите у нее. - Ох, как у меня дрожал голос.
- Надо десять, шеф. Я вам говорил. Десять на время, пятнадцать до утра. Я же вам говорил.
- Не правда, не говорили. Вы сказали - пять на время. Да, вы сказали, что за ночь пятнадцать, но я ясно слышал...
- Выкладывайте, шеф!
- За что? - спрашиваю. Господи, у меня так колотилось сердце, что вот-вот выскочит. Хоть бы я был одет. Невыносимо стоять в одной пижаме,
когда случается такое.
- Ну, давайте, шеф, давайте! - говорит Морис. Да как толкнет меня своей грязной лапой - я чуть не грохнулся на пол, сильный он был, сукин
сын. И не успел я оглянуться, они оба уже стояли в комнате. Вид у них был такой, будто это их комната. Санни уселась на поклонник. Морис сел в
кресло и расстегнул ворот - на нем была лифтерская форма. Господи, как я нервничал! - Ладно, шеф, выкладывайте денежки! Мне еще на работу идти.
- Вам уже сказано, я больше ни цента не должен.