— Ох, Бетти!
— Это правда! Я его чую!
Девчонку слегка колотило, но ее округлившиеся серые глаза упорно смотрели то на меня, то на миссис Бэйзли. Как уже было прежде, мне показалось, что втайне она рада всей этой суете и вниманию к себе.
— Ладно, мы все устали и расстроены, — чуть раздраженно сказал я.
— Усталость тут ни при чем!
— Хватит! — оборвал я ее. — Сама понимаешь, это чистой воды глупость. Дом большой и пустынный, но пора уже к этому привыкнуть.
— Я привыкла! Дело не в том!
— Все это чепуха. Нет тут ничего плохого, никакой чертовщины. С бедной девочкой произошел несчастный случай, только и всего.
— Никакой не случай! Это плохое куснуло или… науськало Плута.
— Ты слышала чей-то шепот?
— Нет, — неохотно ответила Бетти.
— Я тоже не слышал. На вечере была толпа людей, но никто ничего не слышал. Миссис Бэйзли, вы замечали какие-нибудь признаки «плохого», о котором говорит Бетти?
— Нет, доктор, — покачала головой служанка. — Вовсе не видала ничего странного.
— Давно вы здесь служите?
— Да уж почти десять лет.
— Вот, пожалуйста. — Я взглянул на Бетти. — Убедилась?
— Ничего не убедилась! Если она его не видала, это не значит, что его нет. Может, оно тут… недавно.
— Господи ты боже мой! Ну все, довольно, утри глаза и будь хорошей девочкой. Не вздумай что-нибудь сказать миссис Айрес или мисс Каролине. Только этого им сейчас не хватало. Надо ценить их доброту. Помнишь, летом ты прихворнула и они сразу послали за мной?
Поняв намек, Бетти покраснела, но еще больше набычилась и прошептала:
— Здесь живет плохое! Живет!
Потом она вновь уткнулась в плечо миссис Бэйзли и горько заплакала.
5
Неудивительно, что жизнь в Хандредс-Холле сильно переменилась, став унылой и печальной; надо было привыкать к отсутствию Плута. Смеркалось по-осеннему рано, но и без того дом казался темным и безжизненным, потому что в нем уже не было добродушного пса, бродившего по комнатам. Наши с Родом еженедельные сеансы продолжались; я почти по-свойски входил в дом и порой ловил себя на том, что прислушиваюсь, не раздастся ли стук собачьих когтей по полу. Или же тень в углу покажется Плутом, и тогда кольнет боль мучительных воспоминаний.
Я поделился этим с миссис Айрес, и она сказала, что как-то в дождливый день стояла в вестибюле и отчетливо услышала наверху топотанье собачьих лап. Звук был настолько четким, что она боязливо поднялась на второй этаж и увидела: дождевые капли стучат по искореженной водосточной трубе. Нечто подобное происходило и с миссис Бэйзли. На днях она привычно наварила собачьей еды и поставила миску возле кухонной двери; через полчаса удивилась, что пес все не идет, а потом расплакалась, вспомнив, что его больше нет.
— И вот чего странно, — рассказывала миссис Бэйзли. — Я ить почему это сделала — услыхала, как он спускается по лестнице. Вы ж помните, он кряхтел, точно старик. Вот, ей-богу, слыхала!
Что до Каролины — не знаю, часто ли ей мерещился стук его когтей или сам он в темном углу. Она велела Барретту выкопать могилу в той части парка, где под старинными мраморными надгробиями покоились прежние любимцы семьи. Потом совершила скорбный обход дома и выбросила все миски и подстилки, для удобства пса разложенные во многих комнатах. Однако меня тревожила основательность, с какой она закупоривала собственную печаль. В свой следующий визит после того злосчастного утра, когда я усыпил Плута, я счел непременным разыскать Каролину, чтобы снять горький осадок от нашего последнего разговора.