– Я верю тебе. Ты мне никогда в жизни не врал. Мэтью Мэйсон никогда не нарушал данного им слова.
– Рейн. Мэтью Рейн.
– Мы договорились? – улыбнулся я.
– Договорились.
Мэтью закрыл глаза и сложил руки на животе.
– Да, кстати: тебе нужно принять вот эти две таблеточки.
Мэтт открыл рот, и я поочередно бросил их туда, а он с небольшим усилием проглотил их, глубоко вздохнул, и запахи одеяла, амбара, сена и Глю заполнили его легкие.
Я оставил пластмассовую коробку рядом с его подушкой:
– Два раза в день, по одной, утром и вечером.
Мэтт кивнул. Порядок приема лекарств был давно ему знаком и порядком поднадоел.
– Доброй ночи, приятель.
Мэтт снова приоткрыл глаза, моргнул, веки закрылись, и вскоре он замер, застигнутый сном, только грудь вздымалась и опадала в такт его глубокому размеренному дыханию.
А внизу водонапорная башня извергала дурно пахнущую, застоявшуюся воду вместе со сгнившими сорняками и почерневшей глиной. Если учесть размеры цистерны, вода будет течь всю ночь и значительную часть завтрашнего дня, а может, и целый день.
В два ночи раздался телефонный звонок. Я нажал на кнопку «конец разговора», но через несколько секунд звонок раздался снова.
– Да!
– Такер?
– В чем дело?
– Это Мэтт.
– Что за шутки! В чем дело?
– Ну… – и он замолчал, очевидно, оглядываясь вокруг. – Я стою в амбаре рядом с кофеваркой и говорю с тобой по телефону…
Возможно, мне не следовало задавать ему прямой вопрос:
– Мэтт… ты зачем мне звонишь?
– Когда ты сегодня меня увозил, я дотронулся до ручки твоей автомашины, а она такая грязная. Я хочу ее почистить. У нас есть какие-нибудь чистящие средства?
Мне хотелось спорить с Мэттом и уговаривать его отказаться от своего намерения.
– Посмотри в шкафу под кофеваркой. Моз там что-то оставлял. А за тобой, на другой полке, есть отделение с чистящими салфетками, губками и тому подобным.
Я был раздражен и говорил резко, отрывисто, и сам чувствовал это, поэтому, когда повесил трубку, понял, что сейчас оно начнется.
«Дитя мое, ведь это твой брат. Ведь он только спросил тебя, потому что боится мыть твою машину без твоего разрешения».
Я схватил ее фотографию и положил лицом вниз на Библию.
«Разве это хорошо с твоей стороны?»
– Уходи! – громко сказал я. – Мне нужно целую неделю проспать, чтобы наконец выспаться!
«Но не прежде, чем ты признаешь, что я права!»
Я сел, включил свет и поднял фотографию:
– Ты права! Но нельзя ли отложить это дело до утра?
«Такер, Мэтт страдает каждую секунду, каждый час и каждый день. Если ты устал, то что же говорить о Мэтью?»
Я снова поставил портрет, натянул джинсы, напялил рубашку с короткими рукавами и пошел наверх. На улице было довольно прохладно. Мэтт завел мою машину в амбар и направил на нее свет всех ламп. Когда я вошел, он ее уже вымыл, вытер и начал вощить. Дверная ручка отделения для пассажиров потускнела, на ней видны были глубокие царапины. Мэтт, лицо которого было в мыльных потеках и пятнах воска, тупо посмотрел на меня. Покачав головой и взглянув на часы, я схватил большое полотенце, разорвал его пополам, опустился рядом с Мэттом на колени и начал работать: он вощил, а я стирал воск вместе с грязью.
Закончили мы, когда уже на востоке стало светлеть. Мои глаза слипались, и я хотел только одного: вытянуть ноги и положить голову на подушку. Мэтт оглядел грузовик долгим оценивающим взглядом, схватил банку с воском и начал накладывать второй слой – чего я никогда не делал.