Год назад он ударил санитара. Выбил ему два зуба и повредил собственную руку, наткнувшись на ответный удар. Я бы, между прочим, не поверил, что это действительно случилось, если бы эта сцена не произошла у меня на глазах.
Гибби взглянул на Мэтта и почти шепотом добавил:
– Ведь физически он силен как бык, а вот что в его голове – непонятно. Я сорок лет работаю психиатром и могу сказать, что все мы падшие люди в нашем падшем мире, только Мэтт пал иначе, чем другие. Когда я предстану перед Богом, я обязательно его кое о чем спрошу.
– И я тоже… Спасибо, Гибби.
Мэтт вручил Гибби большой пластиковый пакет, в котором было, наверное, штук пятьдесят удилищ.
– А в самом низу, – сказал он, – самое современное.
– Неужели клаузеровское? – Гибби так и просиял от радости, а Мэтт утвердительно кивнул.
– Спасибо, Мэтью!
А потом Мэтт перегнулся через стойку охранника, нажал на большую красную кнопку и выпрямился во весь рост, глядя, как открываются две скользящие двери. И когда они полностью отворились, он медленно вышел, оглядевшись по сторонам, в сияющий солнечный день, и под его ногами, на дорожке, ведущей к автостоянке, заскрипели мелкие камешки.
Когда мы подошли к машине, я открыл переднюю дверцу для Мэтта, а он обернулся и посмотрел на Кэти и Джейса. Потом молча прошел в грузовой отсек и лег там на пол. Стоя у дверей лечебницы, Гибби кивнул, словно хотел сказать: «все в порядке», махнул рукой, а мы, погрузив вещи, тронулись в путь. Через полчаса, когда мы уже повернули на восток, Джейс, сидевший на заднем сиденье, встал на колени и посмотрел в заднее оконце на Мэтта, мирно спящего под бегущими над нашим грузовичком облаками, которые подгонял легкий бриз, и – под воздействием торазина.
Мэтт выпрыгнул из кузова грузовичка и оглядел Уэверли сначала как будто отстраненным взглядом. Двор порос сорняками. Когда-то белый забор теперь стал зеленым от плесени и явно нуждался в ремонте. Буйно разросся дикий виноград и увивал не только окна, но и трещины в кирпичной кладке. Мох и лишайники покрывали черепичную крышу и медные водосточные трубы; канавы были заполнены увядшей листвой и засохшими ветками. Это был скорее дом с привидениями, а не жилище, предназначенное для живых людей.
Мэтт обогнул дом сзади, миновал домик мисс Эллы и остановился, чтобы вдохнуть воздух полной грудью, потом вошел в один из старых амбаров, внимательно оглядел Глю и приблизился к углу, где стоял покрытый пылью и затканный паутиной автомат для игры в бейсбол, провел пальцами, смахивая пыль и паутину с гладкой металлической трубы, обернулся, оглядел все стены, в том числе заднюю, дырявую, и охапку сена, которую утром принес для Глю заботливый Моз. Выйдя из амбара, он постоял у водонапорной башни, взглянул вверх на нижнюю часть цистерны для воды и пытливо осмотрел отчасти деревянное, отчасти металлическое сооружение, по которому можно было забраться наверх. Прыгнув на нижнюю ступеньку лестницы, Мэтт подтянулся на руках и перекинул ногу через перекладину, а потом по лестнице поднялся на крышу и снова огляделся: он увидел с высоты пастбище, церковь Святого Иосифа и – ущелье. Открыв рюкзак, он вынул мыльницу, достал мыло, окунул руки в цистерну с водой и сразу же, взглянув на воду, остановился. Ее не спускали несколько лет, вода уже давно зацвела и наверняка кишела разными болезнетворными бактериями. Мэтт снова положил мыло в рюкзак, спустился вниз и спрыгнул на землю, а потом подошел к вентилю и, схватив его обеими руками, повис на нем всей своей тяжестью, и тот жалобно пискнул. Отвернув его полностью, Мэтт отступил, а из двухдюймовой трубы вырвался поток застоявшейся черной воды, и вскоре она клокотала, разливаясь вокруг, а потом превратилась в струйку, устремившуюся вдаль, к зарослям.
Мэтт, сунув руки в карманы, пролез через расщелину в заборе на пастбище, легонько погладил верхушки высокой, до пояса, травы, а мы на некотором расстоянии последовали за ним.