Не знаю, что за человек твой бывший муж, но кто-то очень хорошо Джейса воспитал.
Кэти улыбнулась, кивнула и оглянулась по сторонам.
– Я сделал несколько снимков, когда он сидел на лошади, и пошлю тебе фото, когда сообщишь свой новый адрес.
Она поежилась, словно от холода, и опять кивнула.
– Да, это было бы чудесно.
Мы шли и шли вдоль длинного забора, у нас над головами пролетела стая гусей.
– А куда ты идешь?
Я остановился и указал на церковь.
– Хочу кое-что проверить. – мне почему-то не хотелось, чтобы она отправилась туда вместе со мной.
– А когда она умерла? – спросила Кэти, не отрывая взгляда от церкви.
Я, конечно, знал это совершенно точно, однако почему-то сделал вид, что припоминаю с некоторым трудом:
– Немного больше семи лет назад.
– И ты все еще скучаешь по ней?
В углу пастбища прорыли туннель под землей, о чем свидетельствовали кучки земли и канавка.
– Каждый день моей жизни. – и я переступил через канавку.
Мы пролезли через железную ограду, подошли ко входу в церковь, и я задержался взглядом на лозе мускатного винограда, с непреклонной решимостью желавшей проникнуть внутрь. Когда на ней созревал виноград, мисс Элла срывала несколько гроздьев и съедала их, выплевывая семечки.
– Когда я не схожу с ума от своей дневной текучки, – и я указал на фотоаппарат, висевший на плече, – то всегда прихожу сюда.
Мы переступили через порог, и дощатый пол заскрипел под тяжестью наших шагов. Со стропил слетели, хлопая крыльями, жирные голуби и, немного полетав, вернулись в гнезда. Единственный из них, чьи перья отливали голубизной, уселся на голову Иисуса, вертя туда-сюда клювом. С важным видом он восседал прямо в центре тернового венца. Сквозь дырявую крышу с неба лился свет, и алтарь утопал в солнечном сиянии. Почти каждый угол был заткан толстым слоем паутины, а на полу, под решеткой, лежал вымокший и разбухший от дождей молитвенник в обглоданном грызунами переплете.
Я обвел рукой все это пространство – от пола до потолка, от алтаря до двери:
– Она очень любила это место.
И Кэти кивнула в знак согласия.
Приблизительно через год после того, как мисс Элла поступила в услужение к Рексу, он, получив согласие властей, закрыл церковь и нанял бульдозеристов, чтобы снести ее с лица земли. Узнав об этом, мисс Элла, широко распахнув двери, встретила рабочих на пороге церкви, тыча им чуть не в нос изуродованным распухшим пальцем. Церковь официально не работала уже полвека, но местные жители все равно приходили сюда молиться, жениться и хоронить вокруг нее покойников. Рекс, узнав о демарше, ворвался в кухню, где мисс Элла чистила бобы:
– Женщина, когда я что-нибудь приказываю, ты должна исполнять мои приказания.
Мисс Элла молча продолжала заниматься своим делом.
Рекс подошел, изо всех сил ударил ее по лицу, и я все это видел. Мне было шесть лет, и я, когда он вошел, спрятался в буфетной.
Мисс Элла отставила в сторону бобы, вытерла передником руки, встала и взглянула Рексу прямо в лицо, вытянув шею, поскольку была на целый фут ниже, чем он, и тихо, мягко произнесла:
– Если не станете, как один из них, – и она указала на меня, дрожавшего от страха в буфетной, – не видать вам Царствия Небесного!
Рекс побагровел и запыхтел, как паровоз: казалось, он вот-вот взорвется от злобы! Он схватился за пояс, на котором висела кобура с револьвером.
– Женщина! – загремел он. – Я и двух центов не дам за твою Библию и вышвырну тебя к чертовой матери на улицу. Для тебя мое слово – закон. Поняла?
И он изо всей силы сжал руками ее лицо, так что зубы, наверное, вонзились ей в щеки. Тогда мисс Элла, нащупав ногой позади себя скамейку для ног, поднялась на нее, и теперь ее лицо оказалось на одном уровне с лицом Рекса.