– Ну, иногда лошадь становится совсем неуправляемой и своенравной, а иногда даже просто вредной, но если ей отрезают причиндалы, она успокаивается, обретает покладистость, и на ней можно ездить. Ну, это как будто из нее вынимают всю ее вредность.
– А такое делают с людьми? – спросил мальчуган, помолчав.
Вот тут я уже не знал, что ответить и куда нас заведет весь этот разговор, и опять сунул в рот соломинку.
– Да, наверное, делают. Слышал, что иногда это делают в тюрьмах с людьми, которые очень-очень скверно поступили с другими.
На противоположной стороне пастбища солнечный свет уже смягчился, и между соснами сгустились тени, поэтому я привязал поводья к небольшому деревцу и отщелкал пять-шесть кадров с Джейсоном, сидящим верхом на Глю, решив, что пошлю снимки Кэти, когда она устроится на новом месте. Глядя в объектив, я внимательно рассматривал Джейсона: он вспотел, испачкался в грязи, и у него был такой искренний, любознательный, открытый взгляд! Весь его облик свидетельствовал о том, что из него вырастет хороший, честный человек, а сейчас он был самым настоящим мальчишкой, каким и следовало быть в его возрасте. Я снова повесил камеру на плечо и, отвязав поводья, опять повел Глю вперед. Пройдя три-четыре шага, я вдруг понял, что верхом на Глю сидит моя дальнейшая жизнь, во всяком случае, ее важная часть.
Мы прошли мимо бойни, мимо буйно разросшихся камелий и огороженного частоколом, увитым дикой розой, участка, где пасли мелкий скот. Здесь Рекс никогда не появлялся, так что вьющиеся растения не подстригались. Здесь мы окончили наш поход, обогнув кедры, что росли на кладбище. Пройдя мимо церкви Святого Иосифа, мы повернули к Уэверли Холл и домику мисс Эллы. Мы отсутствовали почти час, но нам-то казалось, что это всего несколько секунд, пусть их и шестьдесят. Когда мы подошли к порогу, Кэти нервно поднялась из качалки мисс Эллы и спрыгнула со ступенек нам навстречу.
– Ну как, мой великан, получил удовольствие? – она сняла Джейса с лошади и поправила на нем пояс с двумя кобурами.
– Привет, мам, а ты знаешь, что один очень плохой дядя из Техаса собирался отрезать у Глю его причиндалы?
– Что ты имеешь в виду под этим словом «причиндалы»? – и она воззрилась на Джейса.
– Ну, вот это! – Джейс присел на корточки и указал на нижнюю часть живота Глю. – Дядя Так познакомился в Техасе с этим гадким парнем, и тот собирался отрезать у Глю вот это ножом, а то и просто ножницами!
Кэти посмотрела на меня. Я неловко переминался с ноги на ногу, захотелось поскорее слинять, но Джейс продолжал:
– И я спросил у дяди Така: а с людьми они тоже могут такое делать, потому что, если бы мы это сделали с папой, он бы перестал сердиться?
Однако Кэти, не выслушав до конца сына, подхватила Джейса на руки:
– Пойдем-ка в дом, мой маленький ковбой, ланч уже на столе…
– Хорошо, мэм.
А мне эти слова напомнили еще об одной женщине, которой я отвечал таким же образом:
«Дитя мое, я тебя заставляю сделать то или это, потому что я люблю тебя. Господь Бог тоже поступает с нами таким образом: “Он наказует из любви!” И надо принимать это как должное!»
Кэти догнала меня, когда я уже направлялся к церкви Святого Иосифа.
– Хочу воспользоваться возможностью поговорить о том, о чем «рассказал дядя Так».
– Да все в порядке, хотя для меня этот разговор стал неожиданностью, но это и к лучшему.
– Все равно, извини. Я не знала, что и как ему объяснить тогда, когда мы так долго просидели в машине и не могли сдвинуться с места. Ему нужно общение. А сейчас я не знаю, как ему объяснить все, что случилось. Извини.
– У тебя замечательный ребенок.