. он наверняка вам ничего не сказал, доктор! вы же знаете, как он скрытен! вам еще очень многое неизвестно!.. восемь лже-епископов из Фюльде!.. конечно все французы и все просятся сюда, в Замок!.. три астронома из Потсдама!.. тоже французы! одиннадцать „сестер милосердия“ из Мюнхена… шесть лже-адмиралов из Киля!.. и все хотят, чтобы их здесь приняли!..вчера здесь объявился целый Монастырь из Индии… с пятьюдесятью юными кашмирками, конечно изнасилованными, кото-рые готовятся вскоре стать матерями… их всех тоже нужно здесь поселить!.. совсем еще ма-ленькие девочки!.. здесь!.. в Ловене!.. или в Сиссене!.. да еще три скрывающихся от преследо-вания монгола!»
Конечно, их было слишком много…
– Вас ведь не преследуют, доктор?
– О нет! нет! мадам Митр!
– А посол, доктор! а Абец, доктор! вы не представляете! а доносы!.. сколько их, как вы ду-маете?
– Я не знаю… наверное, много!
– Вчера было триста!.. Лавалю! нам!..
– Не может быть!..
– Триста рапортов вчера! и угадайте, на кого?
– На всех!
– Нет, не на всех! а только на Корпешо!.. и один из Берлина!.. о том, что его видели в Бер-лине!
– О мадам, какая чушь! Корпешо не покидает Дунай!.. он все последнее время был на Ду-нае!.. это не тот человек, который способен дезертировать, уверяю вас!
– Тем не менее мы должны ответить!.. Канцелярия! хотите написать пару слов?
– Да! да! мадам Митр… непременно!.. о том, что Корпешо не убежит! никогда!
– Ах, дорогой доктор!..
– Ну давай, поцелуй мадам Митр, Лили! и пошли отсюда!.. Бебер! Бебер!
Бебер… при звуке этого имени она наконец трогается с места!.. и берет его на руки… «Бе-бер» – это значит, что сначала нам надо зайти к Landrat'у за объедками для него… Landrat живет на другом конце большой улицы… я вам сейчас все объясню… во-первых, кто такой этот Landrat?.. это местный чиновник, нечто среднее между мэром и супрефектом… я лечил его ку-харку… от диспепсии… очень хороший дом, построенный в свое время преуспевающим бур-жуа… у ландрата тоже был постоялец, мать одного министра, 96 лет … она была моей самой старой пациенткой… какой замечательный ум! уточненный! а память! Кристина де Пизан! Луиза Лабе!.. Марселина! она мне столько всего наговорила! обо всех! столько всего рассказала! я от нее был просто без ума!
Одинешенька я осталась! Одинешенька!
* * *
А тем временем, истекая потом в горячке и бреду, я продолжал надеяться, что этот холод с набережной и этот приступ скоро закончится… ну и дурак! я корчился в судорогах и мне стано-вилось все хуже и хуже… меня трясло… корежило на шконке… и тем не менее, я продолжал писать… не хуже и не лучше, чем обычно… я никогда не сетовал на недостаточно благоприят-ные условия для работы… черт побери!.. все эти сетования на недостаточно благоприятные условия для работы вошли в моду после 1900… «ах мамочки, смогу ли я это совершить?».. один родится бездельником и паразитом… другой тружеником!.. или тем, или другим, третьего не дано!.. и пускай шконка подо мной вся трясется… пускай, я все равно снова и снова принимаюсь за работу…
«Боже милостивый, главное, чтобы меня не трогали!»
Рядом какой-то шум!.. еще и собаки! гав!.. с возрастом желание, чтобы тебя оставили в покое, превращается в настоящую манию!.. что за черт!.. Лили с кем-то говорит… с какой-то женщиной… дверь закрыта, но все слышно… я вслушиваюсь… речь идет о мадам Нисуа… нашей соседке… мадам Нисуа холодно у себя… кажется… она жалуется… «но что я могу сде-лать?..» спрашивает соседка… я кричу…
«Скорая помощь! Версаль! больница!.