Безыскусный, но трогающий душу снимок. По залитой солнцем мощеной улице шагает молодая женщина, быстрым взмахом руки отводя с лица темную прядь волос. Полностью погрузившись в свои мысли, она как бы не осознает, что ее фотографируют. Фоном позади – высокий арочный дверной проем и горящая над ним большими неоновыми буквами вывеска «Бар Тото». По одну сторону на каменной стене вырезана фраза на латыни. Если судить по одежде и туфлям женщины, сделан снимок в конце 50‑х или начале 60‑х годов. Снимок напомнил Донован «Сладкую жизнь», единственный итальянский фильм, который она видела. Фотографировали в Италии, это ясно, но есть ли еще причина, почему Тарталья выбрал это фото? Правда, кадр очень эффектный.
Донован продолжала разглядывать фотографию, погружаясь в уличную сценку, придумывая историю женщины. Из задумчивости ее вырвал телефон. Донован взяла трубку, ожидая услышать голос Салли‑Энн.
– Марк дома? – осведомился женский голос с легким шотландским акцентом.
– Он принимает душ, – ответила с мгновенно вспыхнувшим любопытством Донован. Не Фиона Блейк, определенно.
Короткая пауза.
– Надолго он там застрял?
– Трудно сказать. Он только что вернулся с пробежки. Я – Сэм Донован. Мы с ним работаем в одном отделе. – Что‑то в голосе женщины заставило ее пуститься в объяснения.
– А‑а, – чуть разочарованно протянула звонившая. – А я – Николетта, его сестра. Пожалуйста, напомните ему, что он приглашен в это воскресенье к нам на обед. Джон и дети – все его ждут не дождутся. Придут Джанни с Элайзой и еще несколько друзей. Так что скажите ему – никаких отказов.
Гадая, как прореагирует на такой приказ Тарталья, Донован положила трубку, как раз когда в дверях появился он сам: босой, в джинсах, в просторной с открытым воротом рубашке. Он энергично вытирал волосы полотенцем. Донован пересказала поручение.
– Тьфу, черт! – Тарталья швырком отправил полотенце в маленький коридор, ведущий вглубь квартиры. – Я уже три года в убойном отделе служу, но сколько бы я ни объяснял, что у меня и выходные бывают заняты, Николетту не проймешь. По ее мнению, любое расследование можно послать на хрен. Воскресенье – это святое, ничто не должно помешать семье собраться вместе, пусть хоть десять человек лежат в морге мертвыми. Так, мне до зарезу требуется выпить!
Тарталья прошагал на кухню, вернулся с бутылкой вина и наполнил доверху большой бокал. Громко выдохнув, он умостился на середине дивана и закинул босые ноги на журнальный столик.
– Господи, ну и пакостный сегодня выдался денек! Того гляди, мне придется выполнять приказы и этого козла Кеннеди.
Донован уже давно не видела его таким измученным: под глазами залегли похожие на синяки черные тени, на подбородке густая щетина, значит, не брился с раннего утра. Наверное, ему просто нужно хорошенько выспаться, хотя такой приятности в обозримом будущем не предвидится. От всей души Донован понадеялась, что только недосып всему и причина.
Она уселась, сбросив туфли, и наклонилась помассировать уставшие ноги:
– Значит, Кеннеди настаивает, чтобы ты бросил заниматься расследованием смерти Мэрион Спир.
Тарталья кивнул:
– По мнению нашего эксперта, Спир не совпадает с портретами жертв. Но мне по фигу, что он там лепечет. Лично я считаю, расследование продолжать стоит.
– Что заставляет тебя так думать?
– Вот это и это, – ткнул он кулаком себе в сердце и живот. – Кое‑что, о чем бесхребетный идиот вроде Кеннеди и понятия не имеет.
Сэм поразил накал эмоций в его темных глазах. Никогда прежде она не видела его таким и не совсем понимала, почему он принимает ситуацию так близко к сердцу. Обычно чутье Тартальи вело его по верной дорожке, но полицейский, распутавший дело, следуя инстинкту и интуиции, – это всего лишь расхожий штамп детективных романов.