И еще воображаешь, будто ты бросила?
– Нечего меня стыдить! Приспичило позарез, и все дела. Слушай‑ка, а я тебе подарок привезла.
– Да ну! Интересно, какой? – Марк, нашаривая ключи, бросил взгляд на пластиковый пакет в руках у Сэм.
– Запись обращения к свидетелям в вечернем выпуске «Кримобзора». Специально домой заехала, чтоб ее захватить. Несмотря на все твои высказывания, подумала, может, тебе все‑таки захочется посмотреть.
Тарталья бросил на Донован испепеляющий взгляд:
– Ага, только этого мне и не хватает для полного счастья! – Отперев замок, он придержал для нее дверь.
– А что, Стил неплохо выступила. Так доходчиво все изложила.
– Надеюсь, из этого выйдет толк. И нам подбросят какую‑нибудь новую информашку. – Тарталья запер за ними дверь. – Пойду приму душ. Если телефон зазвонит, ответь, ладно? Вдруг это Салли‑Энн.
– Есть новости из больницы?
– Извини, надо было сказать тебе сразу. Она ведь уже звонила. Часа два назад Трэвор вышел из комы.
– Слава богу! – обрадовалась Донован. – Новость фантастическая!
– Салли‑Энн на полную громкость пустила ему в самое ухо музыку Эминема, – ухмыльнулся Тарталья, – и через десять минут Кларк открыл глаза.
Представив себе картинку, Донован расхохоталась:
– Очень типично для Трэвора. А он заорал, чтоб она выключила эту дрянь?
– Скорее всего. Но это единственный проблеск света за последние чертовы сутки. Салли‑Энн обещалась перезвонить, как только узнает, когда можно будет навестить Кларка. – Направившись в коридор, Тарталья неопределенно махнул рукой в сторону дивана. – Включай там музыку и располагайся как дома. По‑моему, в холодильнике имеется открытая бутылочка приличного белого винца, а может, и красное найдется на решетке, рядом с раковиной. Я – недолго. Потом приготовим чего перекусить. Помираю с голодухи.
Донован положила пакет на стеклянный, отделанный хромом журнальный столик, сняла пальто и прошла на кухню, где отыскала в холодильнике открытую бутылку итальянского «Гави». Плеснув в бокал, она прихватила вино в гостиную, где перебрала необычную коллекцию музыкальных дисков Тартальи: среди них были и незнакомые ей итальянские оперы, и хип‑хоп. В конце концов Донован выбрала старый диск Моби. Поставила его в плеер и устроилась в удобном кожаном кресле у окна.
Потихоньку расслабляясь, Донован оглядывала комнату, высматривая, нет ли каких – хоть самых мелких – следов женского присутствия. Сцену в кабинете доктора Блейк она не забыла. Но нет, никаких предательских признаков. И вообще ни следа чего‑нибудь интересненького. В квартире царит неправдоподобная аккуратность, никакой типичной холостяцкой небрежности, неосознанной или нарочитой, ассоциирующейся у Донован с другими мужчинами – коллегами и друзьями. Все имеет свое место и предназначение. Длинные ряды компакт‑дисков. Книги расставлены в алфавитном порядке. Безупречные ряды бокалов, посуды, винных бутылок и разных кухонных принадлежностей в шкафчиках. В сравнении с их с сестрой уютным домом, где всюду раскиданы вещи, квартира Тартальи сияла прямо‑таки клинической чистотой. Никаких семейных фото, личных вещиц, сентиментальных безделушек, привезенных из отпуска или сбереженных в память о личных отношениях. Зная Марка, трудно представить, будто он просто поленился создать для себя теплый дом. Скорее, тут чувствуется намеренный выбор.
Хотя чрезмерная аккуратность была чужда Сэм, ей все равно нравились пустые белые стены.
Одна‑единственная большая черно‑белая фотография висела над камином. С бокалом в руке Донован встала и подошла рассмотреть ее получше. Безыскусный, но трогающий душу снимок. По залитой солнцем мощеной улице шагает молодая женщина, быстрым взмахом руки отводя с лица темную прядь волос.