Потом он вспомнил слова отца о том, что англичане любят обсуждать погоду. Но взглянув в окно на расстилавшуюся там плоскую серую равнину, придавленную сверху тяжелыми серыми тучами, он не нашелся что сказать по этому поводу.
И непонятно, кто бы мог на его месте найти тут повод для разговора. Он поплотнее придвинулся к стеклу – может быть, так он сможет различить в этом бесконечно тусклом, унылом пейзаже нечто примечательное, но видимое лишь местному жителю.
– Когда вы в последний раз видели солнце? – спросил он на безукоризненном английском, туманя стекло своим дыханием.
– Простите, дружище, – отозвался шофер. – Я по‑испански ни бум‑бум. Каждый год в отпуск отправляюсь на Майорку, а все равно по‑испански ни слова не выучил.
Фалькон бросил взгляд на водителя – уж не издевка ли это. Но и затылок мужчины, и глаза его, устремленные в зеркальце заднего вида, выражали полное добродушие.
– Мы тоже, – сказал Фалькон, – не очень‑то сильны в языках.
Водитель круто развернулся к нему лицом, словно желая удостовериться, того ли самого пассажира везет.
– Да нет, – проговорил он. – Говорите вы хорошо. Где это вы так научились говорить по‑английски?
– Брал уроки, – отвечал Фалькон.
– Деньги дерут, а за что – неизвестно, верно? – сказал водитель, и оба засмеялись, хотя Фалькон и не вполне понял причину.
Они въехали в черту города, и их подхватил поток транспорта. Водитель свернул с Кромвель‑роуд, и через двадцать минут они миновали знаменитую вращающуюся вывеску Нью‑Скотленд‑Ярда.
Фалькон назвал свою фамилию у входа и предъявил удостоверение личности и полицейскую карточку. Он прошел через пост охраны и был встречен у лифтов офицером в форме. Вместе они поднялись на пятый этаж. Возле кабины Фалькона уже ждал Дуглас Гамильтон, проводивший его в кабинет для аудиенций, где находился еще один мужчина лет под сорок.
– Это Родни из МИ‑5, – представил мужчину Гамильтон. – Садитесь. Как долетели? Нормально?
– Видно, погода для вас непривычная, Хавьер? – заметил Родни, пожимая ледяную руку Фалькона.
Вот наконец и о погоде речь зашла, подумал Фалькон.
– Пабло забыл предупредить меня, что здесь у вас уже зима, – сказал он.
– Да нет, это наше паршивое английское лето, – сказал Гамильтон.
– В ирландский бар, что возле собора в Севилье, наведываетесь? – спросил Родни.
– Только если там кто‑нибудь кого‑нибудь прикончит, – сказал Фалькон.
Они посмеялись, и обстановка стала более непринужденной. Наметилось взаимопонимание.
– Вы курируете Якоба Диури, – сказал Родни, – и при этом являетесь офицером полиции.
– Якоб – мой друг. Он согласился поставлять информацию в НРЦ только при условии, что контактировать будет в основном со мной.
– И давно вы его знаете?
– Четыре года, – сказал Фалькон. – Познакомились в сентябре две тысячи второго.
– А когда вы виделись в последний раз, не считая вчерашнего дня?
– Мы провели с ним вместе некоторое время в августе в период отпуска.
– Его сын Абдулла тоже был с вами?
– Это был семейный отдых.
– И как вам тогда показался Абдулла?
– Типичный богатый отпрыск привилегированного марокканского семейства.
– Испорченный парнишка? – осведомился Гамильтон.
– Да я бы так не сказал. Мало чем отличается от своих испанских ровесников. От компьютера не оторвешь, на пляж не вытащишь, но в целом парень неплохой.