– Что тут скажешь? – отвечал он, откладывая в сторону снимки, просмотренные им лишь наполовину. Он разгадал намерение женщины, и оно ему не понравилось. – Соответствующее впечатление они производят.
– Я первому вам их показываю.
– Хотелось бы увидеть фотографию Маргариты в одежде, – сказал он, – с тем, чтобы можно было начать ее поиск.
– Она не пропала, – возразила Мариса. – И искать ее вовсе не надо.
– Однако я уверен, что вам хотелось бы что‑то о ней знать. Ведь правда же?
Мариса вновь передернула плечами, словно бы смущенно, и передала ему поясную фотографию Маргариты.
– Вы часто рылись в карманах у Эстебана, – сказал Фалькон, беря у нее из рук фото. – Зачем вы это делали? То есть я понимаю, что вы художник, об этом свидетельствуют ваши работы, а значит, вы любопытны и жадны до деталей, но думаю, что детали эти не из тех, что можно обнаружить в мужских карманах.
– Моя мама тоже имела эту привычку – обыскивала отца, когда он заявлялся домой в семь утра. Ей надо было удостовериться в том, что она и без этого знала.
– Это ничего не объясняет, – сказал Фалькон. – Я понял бы, зачем Инес понадобилось бы его обыскивать, но вы? Что вы искали там, в его карманах? Вы же знали, что он женат и не очень счастлив в браке. Что же еще хотели вы узнать?
– Моя мать происходила из очень консервативной севильской семьи. Что это была за семья, видно по ее брату. А в сорок пять лет у нее завязались отношения с чернокожим, отплатившим ей тем, что трахал всех, на кого только падал глаз. И ее врожденный буржуазный инстинкт…
– Ее, но не ваш же! Она же вам не родная.
– Мы обожали ее.
– И это ваше единственное объяснение?
– Вы удивляете меня, старший инспектор!
– Ключи? – спросил он, прерывая этот ее неуместный всплеск подчеркнутого, с поднятыми бровями удивления.
– Что?
– Вы рыскали в поисках ключей.
– Это как раз то, что меня особенно удивляет, – сказала Мариса и, положив замусоленный сигарный окурок, выплюнула табачные крошки. – Зоррита объявил мне с некоторым даже торжеством, что сумел выстроить совершенно неопровержимое обвинение Эстебана в убийстве его жены, которая, кстати, была и вашей бывшей женой, и тут приходите вы и пытаетесь исподволь совершить подкоп, опровергнуть все им наработанное, а зачем вы это делаете, понять я не могу!
– Вы заимели ключ для того, чтобы самой проникнуть в квартиру, или же хотели сделать дубликат для передачи его кому‑то другому?
– Знаете, инспектор, однажды я обнаружила у него презервативы, хотя со мной он ими никогда не пользовался, – сказала Мариса. – А после такой находки всякая женщина будет настороже и захочет проверить, не уменьшилось ли их количество.
– Я переговорил с начальником тюрьмы, и мы приостановили ваши с ним свидания.
– Почему?
– Я посчитал, что так будет лучше.
– Считайте как вам будет угодно.
Фалькон кивнул. Тут взгляд его упал на какой‑то предмет под столом. Наклонившись, он подкатил предмет к себе. Это оказалась деревянная голова – окрашенная и отполированная. Он приблизил ее к свету. На него глядело чистое и бесхитростное лицо Маргариты. Глаза ее были закрыты. Фалькон провел пальцем по неровному краю, там, где в шею вгрызалась пила.
– Что оказалось не так? – спросил он.
– Художественное видение изменилось, – отвечала Мариса.
Фалькон направился к двери, поняв, что первая стадия работы завершена. Голову он передал Марисе.