– Это та самая квартира, где вы и сейчас живете, на улице Иньеста?
– Да. – Она кивнула. – И отправилась в Африку. В Мали, Нигер, Нигерию, Камерун и Конго, пока там не стало слишком уж опасно. Потом был Мозамбик.
– Ну а туареги? Вы ведь некоторое время и среди них жили.
Молчание, пока Мариса переваривала свидетельство, что некоторые вещи инспектор узнал не от нее.
– Если вам и без того все известно, господин старший инспектор, то зачем было тревожить меня?
– Пусть так, но всегда хочется все расставить по полочкам.
– Я согласилась поговорить с вами о моей сестре.
– С которой вы не так уж близки.
– Но в процессе разговора круг ваших интересов, похоже, расширился и вы стали злоупотреблять моим рабочим временем.
– А потом был еще и Нью‑Йорк, не так ли?
Она невнятно буркнула что‑то утвердительное и пыхнула сигарой, вновь раскуривая ее.
– Это вам Эстебан сообщил, да?
– Почему вы догадались?
– Я соврала ему насчет Нью‑Йорка, – сказала она. – Я посмотрела картину о художнике с Ником Нольте и примерила на себя роль его ученицы и подмастерья. Ни в каком Нью‑Йорке я не была.
– Вы врали ему и в других случаях?
– Наверно. Я выдумала образ и подстраивалась под него.
– Образ?
– Такой, какими большинство моих мужчин представляют женщин.
– Старшему инспектору Зоррите вы сознались, что Кальдерон – ваш любовник.
– Он и был тогда им… как и сейчас, хотя тюрьма, конечно, сохранению отношений не способствует, – сказала она. – Мне жаль, что он убил свою жену. Он был всегда таким сдержанным, знаете ли, при всей своей севильской страстности умел держать себя в узде. Ведь он юрист и юрист до мозга костей…
– Так вы полагаете, что убийца он?
– Что полагаю я – не важно. Важно то, что полагает старший инспектор Зоррита, – сказала она. Внезапно в мозгу у нее словно что‑то щелкнуло: – Да, конечно, теперь до меня дошло! Ведь Эстебан убил вашу бывшую жену! Интересно получается.
– Интересно?
– Непонятно только, что привело вас сюда, ко мне, – сказала она, пыхтя сигарой и меряя его взглядом, словно впервые.
– А во второй раз ваша сестра тоже сбежала с парнем?
– Где Маргарита, там всегда замешаны мужчины.
– Она хорошенькая, да?
– Но и не только это.
– Сексуальна?
– Не совсем то слово, – сказала Мариса и, пройдя к небольшому бюро и выдвинув ящик, похлопала ладонью по лежащей там сверху пачке фотографий, словно собираясь поделиться с ним, вернее, притвориться, что делится и проявляет откровенность. – Взгляните‑ка. Эти снимки я сделала за три недели до ее восемнадцатилетия.
Фалькон проглядывал снимки, и в сердце его поселялась грусть. При всей своей дерзкой обнаженности фигура девушки и ее позы не казались сексуальными. Даже лежа с раскинутыми ногами, она производила впечатление невинности, влекущей увидевших ее мужчин эту невинность осквернить. Для этого Мариса и сделала эти снимки, которые никто другой сделать и не мог. Даже в самых вызывающих порнографических позах Маргарита на снимках сохраняла какую‑то детскую чистоту, и именно эта чистота пробуждала в мужчинах зверя, звериная природа их поднимала голову и, встряхнувшись и оправив мохнатую шкуру, начинала свой дикарский танец.
– Для севильца вы не слишком‑то велеречивы, господин старший инспектор.
– Что тут скажешь? – отвечал он, откладывая в сторону снимки, просмотренные им лишь наполовину.