– Вам было тогда семь лет.
– Рядовой случай исчезновения, – сказала Мариса. – Подобное на Кубе было тогда в порядке вещей. Отец никогда не распространялся на эту тему.
– Так кто же занимался детьми?
– У отца была череда подружек. Некоторые из них занимались нами, другие – нет.
– А чем зарабатывал ваш отец на Кубе?
– Имел какую‑то должность в правительстве. Что‑то по линии сахара, его экспорта, – сказала Мариса. – Я так поняла, что вы пришли поговорить о сестре, и разговор наш начинает меня удивлять.
– Мне всегда хочется разобраться в семейной истории тех, с кем я беседую, – сказал Фалькон. – Из ваших слов выходит, что жизнь ваша была далека от нормальной.
– До тех пор пока в ней не возникла мачеха. Она была доброй женщиной и любящей. Она всерьез занималась нами, и впервые в жизни мы почувствовали, что нас любят. И за отцом она ухаживала, когда он умирал.
– А от чего он умирал?
– Рак легких. Слишком сигарами злоупотреблял. – Мариса взмахнула рукой с зажатым в ней сигарным окурком. – А женился на ней он лишь тогда, когда узнал диагноз.
Мариса выпустила вверх, в потолочные балки, облачко дыма. Гасить сигару ей не хотелось. Еще немного, и этот новый старший инспектор, быть может, оставит ее в покое.
– Что сталось с вами после смерти отца? – спросил Фалькон.
– Мы переехали сюда. На севере матери стало невмоготу. Все эти бесконечные дожди…
– Ну а ее родные?
– Родители у нее умерли. Оставался брат в Малаге. Но он черных не очень‑то жаловал и даже на свадьбу ее не приехал.
– От чего же умерла ваша матушка?
– От сердечного приступа. – Глаза Марисы влажно блеснули воспоминанием.
– Это случилось на ваших глазах?
– Я была тогда в Лос‑Анджелесе.
– Сочувствую, – сказал Фалькон. – Думаю, это явилось для вас тяжелым переживанием. Тем более она была не старой.
– Пятьдесят один год.
– А незадолго до смерти вы с ней виделись?
– Вам‑то что за дело! – Она отвернулась, ища глазами пепельницу.
Чего он к ней лезет, этот коп!
– Моя мать умерла, когда мне было пять лет, – сказал Фалькон. – Но пять или пятьдесят пять – разницы нет. Такое не забывается и никогда не забудется.
Мариса медленно обернулась к нему: слышать подобное от севильца, да еще и полицейского, было ей в диковинку.
– Итак, вы вернулись из Лос‑Анджелеса, чтобы впредь оставаться здесь?
– И оставалась здесь целый год, – сказала Мариса. – Я считала, что мой долг – заботиться о сестре.
– Что же было потом?
– Она опять сбежала. Но на этот раз ей было уже восемнадцать и…
– И с тех пор от нее ни слуху ни духу?
Последовала долгая пауза, во время которой мысли Марисы, казалось, витали где‑то далеко, и Фалькон впервые решил, что нащупал верный путь.
– Сеньора Морено? – окликнул он ее.
– Да… больше я о ней ничего не слышала.
– Вы беспокоитесь о ней?
Она пожала плечами, и Фалькон неизвестно почему почувствовал, что от ответа ее ничего не зависит, потому что правды она не скажет.
– Мы с ней были не так уж близки, почему она и в первый раз исчезла, ничего мне не сказав.
– Вот как? – произнес Фалькон, и взгляды их скрестились. – И что же вы сделали, когда ваша сестра сбежала во второй раз?
– Окончила курс в Школе изящных искусств, сдала квартиру, которую мы с сестрой унаследовали после смерти матери.