В кадре, смонтированном серийным убийцей, нет случайностей. Бутылка жидкости для труб не остается там, где упала. Всему придается особое значение.
– Что же получается? Супругов Вега убил некто неизвестный в расчете, что полиция станет расследовать дело? Да какой нормальный человек на это пойдет? – спросил Васкес.
– Человек, имевший вескую причину ненавидеть сеньора Вегу и желавший, чтобы все узнали, кем он был на самом деле, – ответил Фалькон. – Возможно, вам известно, что расследование убийства – процедура очень неделикатная. Чтобы найти мотив, мы должны не только провести вскрытие тела жертвы, но и обнажить, вывернуть наизнанку жизнь погибшего. Нам придется вникнуть во все аспекты его деловой, общественной, публичной, частной жизни настолько глубоко, насколько это возможно. Может быть, сам сеньор Вега…
– Но вы ведь не сможете заглянуть человеку в голову, правда, инспектор? – перебил его Васкес.
– …пытается передать нам сообщение. Сжимая записку в кулаке, он, возможно, просит нас расследовать это преступление.
– Простите, что перебиваю, но это очень важно! – горячился Васкес. – За годы работы я убедился: у каждого человека три голоса – публичный, чтобы говорить с миром, частный, который он оставляет для семьи и друзей, и самый сложный из них – голос, звучащий в его голове. Тот, которым он говорит с
– Поверьте моему опыту: действуя таким образом, вы услышите лишь то, что он позволит вам услышать, – возразил Васкес. – Позвольте показать вам кое‑что, и вот тогда вы скажете, удалось ли вам постичь внутреннюю суть сеньора Веги. Мы уже можем пройти через кухню?
Позвали Фелипе и Хорхе, чтобы проверить кухню и освободить проход. Фалькон дал Васкесу пару резиновых перчаток. Они прошли к двери, ведущей в комнату‑кладовую, три стены которой занимали высящиеся от пола до потолка холодильники из нержавеющей стали. На свободной стене развешан впечатляющий набор ножей, топоров и пил. На белых плитках пола ни пятнышка, чувствуется слабый хвойный запах моющего средства. Посреди комнаты стоял деревянный стол со столешницей толщиной в тридцать сантиметров. Ее выцветшая поверхность была испещрена надрезами и зарубками, в середине выемка, край стола в лохмотьях от постоянного использования. Глядя на этот стол, Фалькон ощутил холодок надвигающегося ужаса.
– А здесь он хранит трупы, верно, сеньор Васкес? – спросил Кальдерон.
– Загляните в холодильники и морозильные камеры, – ответил адвокат. – Там полно трупов.
Кальдерон открыл дверь холодильника. Внутри находилась половина освежеванной коровьей туши – мясо было глубокого темно‑красного цвета, почти черное в местах, не покрытых радужной пленкой или слоем сливочно‑желтого жира. В холодильниках с другой стороны хранилось несколько бараньих туш и розовый поросенок. Голова поросенка была отрезана и висела на крюке, уши топорщились, глаза прикрыты длинными белыми ресницами, словно он спокойно спал. За остальными дверями оказались куски замороженного мяса, упакованные и уложенные в корзины или просто навалом лежащие в глубине темной заиндевелой камеры.
– Что вы на это скажете? – спросил Васкес.
– Да, Вега не был вегетарианцем, – произнес Кальдерон.