В данном случае это подтверждало, что и у Ральфа Пэтона, и у Урсулы Борн (или Пэтон) были очень серьезные мотивы желать, чтобы мистер Экройд ушел с их пути. Но это прояснило неожиданно и другой факт: Ральф Пэтон не мог быть в кабинете с мистером Экройдом в 9.30.
Теперь мы подходим к новому и наиболее интересному аспекту преступления. Кто был в кабинете с мистером Экройдом в 9.30? Не Ральф Пэтон, который был в садовом домике со своей женой. Не Чарльз Кент, который уже ушел. Кто же тогда? И я сформулировал свой самый умный, самый смелый вопрос: а был ли вообще кто-нибудь с ним?
Пуаро подался вперед и победно выпалил в нас последние слова, потом откинулся назад с видом человека, нанесшего решающий удар.
На Реймонда, однако, это, казалось, не произвело впечатления и вызвало мягкий протест.
— Я не знаю, хотите ли вы сделать из меня лгуна, месье Пуаро, но этот факт основывается не только на моих показаниях. Разве только то, что я мог передать неточно сказанные слова. Вспомните, майор Блант тоже слышал, как мистер Экройд с кем-то говорил. Он был снаружи на террасе и не мог слышать слов отчетливо, но он явственно слышал голоса.
Пуаро кивнул.
— Я не забыл, — сказал он спокойно. — Но у майора Бланта было впечатление, что мистер Экройд говорил именно с вами.
На какой-то момент, казалось, Реймонд был застигнут врасплох. Но он быстро оправился.
— Теперь Блант знает, что он ошибся, — сказал он.
— Точно, — согласился охотник.
— И, тем не менее, у него, по-видимому, была причина так думать, — промолвил задумчиво Пуаро. — О! Нет, — он протестующе поднял руку, — я знаю, что вы скажете. Но этого недостаточно. Мы должны искать в другом месте. Я подойду вот с какой стороны. С самого начала в этом эпизоде меня поразила одна вещь — характер слов, услышанных мистером Реймондом. Поразительно и то, что никто их не попытался прокомментировать, не увидел в них ничего странного.
С минуту он помолчал, а потом спокойно процитировал: «нужда в моих деньгах настолько участилась за последнее время, что боюсь, будет невозможно удовлетворить ваши требования». Бас не поражает никакая странность в этих словах?
— Нет, — ответил Реймонд. — Он мне часто диктовал письма и употреблял почти такие же слова.
— Точно! — выкрикнул Пуаро. — Именно к этому я и стремился прийти. Разве станет кто-нибудь употреблять такую фразу в разговоре с другим человеком? Невозможно, чтобы она была частью живой речи. Следовательно, если он диктовал письмо…
— Вы хотите сказать, что он читал письмо вслух, — медленно произнес Реймонд. — Или даже так: он, должно быть, читал кому-нибудь.
— Но почему? У нас нет никаких доказательств, что в комнате был еще кто-нибудь. Вспомните, никакого другого голоса, кроме голоса мистера Экройда, слышно не было.
— В самом деле, никто не станет читать сам себе подобные письма вслух… если он не… тронутый.
— Вы совсем забыли, — сказал мягко Пуаро, — о постороннем человеке, который приходил в дом в прошлую среду.
Все уставились на него.
— Да, да, — сказал Пуаро ободряюще, — в среду. Сам по себе молодой человек не вызывает никакого интереса. Но фирма, которую он представлял, меня очень заинтересовала.
— Компания по продаже диктофонов, — изумился Реймонд. — Теперь я понимаю. Диктофон. Вы думаете — это?
Пуаро кивнул.
— Мистер Экройд обещал купить диктофон, как вы помните. Что же касается меня, то я полюбопытствовал и сделал запрос упомянутой компании. Они сообщили, что мистер Экройд действительно купил диктофон у их представителя.