– Так… э… ёксель-моксель, – сказал Малинин.
– Ну что «моксель»?.. Ты на меня посмотри: пьяный?.. А-а!.. Говорю же, дело серьезное. Не поможешь – смотри потом… Тогда на меня не обижайся. Я злопамятный, ты ведь знаешь.
Это подействовало. Малинин словно очнулся, потер лоб и сказал:
– Ладно… раз так – ладно. Ты меня тоже пойми. Служба ведь. Как я могу?..
– Не тяни резину, время дорого. Когда меня сюда привезли?..
– Так… всех недавно. Час, может… Два.
– Дай вылезти через какой-нибудь служебный выход. Форму, что ли, принеси. Если есть. Или что угодно, надеть.
– А твои документы… одежда. А?..
– Какая одежда, – прошипел Елагин, слыша в коридоре еще чьи-то шаги. – Говорю же, принеси что-нибудь. Быстро думай, быстро делай. Как сможешь, так и выведи отсюда. Давай, пошел.
И он снова улегся, продолжая пристально смотреть на Малинина. Тот встал, направился к двери. Взяв за плечо подошедшего молодого, развернул его и вытолкал обратно в коридор. Дверь закрылась.
Оставалось ждать. Сработает, или нет – неизвестно. Малинина Елагин знал не очень хорошо, но выбирать не приходилось. Оставалось надеяться, что тот про увольнение не в курсе, а справки наводить не догадается. Капитан лежал, сжимая кулаки, и нервно вздыхал.
Когда он уже решил, что надо искать другой способ, дверь открылась и Малинин, мигнув ему, показал рукой:
– Вот ты. На выход.
Зашевелились сразу несколько человек, но он прикрикнул:
– Э, не, лежать!.. А то сейчас… витаминку.
– Да я не пьяный, – смурным голосом заговорил кто-то, пока Елагин шлепал по холодному полу к двери.
– Ну вот, ёксель-моксель, – огорчился Малинин, пропуская капитана в коридор. – А где ты тут пьяных видел?.. Тут выт-рез-ви-тель. Все трезвые, значит. Так что ложись и поспи.
Проведя Елагина каким-то узким коридором, он заставил его пролезть между разбитыми досками какой-то перегородки, потом, проведя через несколько комнат, заставленных заляпанными краской козлами, пустыми ведрами, корытами с засохшим раствором, заваленными всяким прочим строительным хламом, отодвинул лист фанеры, закрывавшей еще одну дыру в стене, и выбрался в такой же заброшенный и пустой короткий коридор, куда выходили двери еще одной комнаты. Затем, подойдя к приоткрытому окну, выходящему в тихий переулок, остановился и сунул ему свернутую в комок одежду:
– На, и поскорей… А то вы тут поштучно записаны. Как про тебя потом отчитываться?.. В сортире смыло?
Быстро одевшись во что-то более или менее по размеру, капитан хлопнул Малинина по плечу и уже полез в окно, когда краем глаза заметил вдруг в темной комнатушке справа, за приоткрытой дверью, какой-то странный предмет
– Ну!.. – торопил Малинин. – Ну!.. Давай!.. У нас тут спецвыход. Не один я им пользуюсь, даже, вон, машина кого-то из наших стоит. Быстрей, не подводи.
Капитан помедлил. Не его дело, не его… бежать надо. И доверился интуиции, подошел к двери, толкнул ногой. Там кто-то лежал. Он шагнул внутрь, нагнулся. Женщина. Осторожно ладонью повернул голову лежащей. Расправил светлые волосы, спутанные на лице, нащупал пульс на шее. Ах ты… ёксель-моксель, подумал он. А ведь думал, что это она его сюда упекла. Выходит, наоборот… увидела, поехала выручать… так, что ли?.. Нервно глотнув, повернулся к Малинину.
Тот стоял совершенно ошалевший, уставясь на него широко раскрытыми маленькими глазками.
– Понял теперь? – спросил капитан. – Я на ФСБ работаю. Если с ней что случится – лично ответишь.
– Да я… неужели, – закивал Малинин. – Я и сам так же.
– Действуй. Быстро вызывай «Скорую». Скоро приеду, будем у вас тут копать, что это все такое значит… Ну, вперед!..
Малинин побежал по коридору, а капитан, спрыгнув с подоконника на тротуар, быстро пошел прочь.
6
Ну и денек выдался. В восемь вечера Елагин стоял на Пушкинской, наглотавшись анальгина и разжевывая целую пачку мятной резинки, и гадал, как выглядит Миков. Самому интересно было, с какого раза угадает. Вышло с первого. Среднего роста парень. Ну, не такой уж и парень. Лет тридцать. Лицо обычное, приятное даже. Капитан не знал, как должен выглядеть конник, но этот был похож. Непонятно, чем и как, но вот конник, точно.
Подойдя и поздоровавшись, капитан представился частным сыскным агентом. Он уже устал притворяться, да с Миковым это было и проще. Всего-то пара вопросов. Тот подождал, не предъявит ли капитан хоть какое удостоверение, но тот сохранял на лице такую невозмутимость, что спрашивать Миков не решился.
– С вашим конем связана одна неприятность, – начал Елагин. – Вы в курсе?
Миков пожал плечами, вопросительно глядя на него, и тот продолжил:
– Человека убили возле конюшни на ипподроме…
– У Линькова? – сразу перебил Миков.
– Да.
– Кого? – спросил тот, помолчав.
– Сороку.
Миков провел по лицу ладонью, покачал головой. Не привык такие вещи слышать, подумал капитан.
– Приехали давно? – спросил он.
– Да вот, сегодня. Несколько часов. – Миков посмотрел на Елагина и удивленно добавил: – Если вы… вы что, думаете, что я?.. Да у меня, вон… и документы, и свидетели…
– Нет, нет, – слегка даже улыбнулся капитан. – У меня совсем другие вопросы. Кому принадлежит Подарок?
– Ну… заводу. Или, вроде, там акционерное общество какое-то организовали. Может, ему, – ответил Миков, все еще нервно покачивая головой. – Но фактически все это там, в заводе, поэтому я в такие детали не лезу… какая там форма собственности, или еще что. Я вот, как раз, только с Сорокой на эти темы и говорил. Он, как бы, представитель владельца. А его… прям убили?.. За что?..
– Я попытаюсь вам это объяснить по ходу разговора, – уклончиво сказал Елагин, не знавший, что ответить. – А вот это акционерное общество… много ему лошадей принадлежит?
Капитан не слишком разбирался в заводских делах, поэтому спрашивал наугад, следуя тому же принципу, что и обычно: побольше услышать, а потом уж выделить из этого что поважней.
– Одна, – ответил Миков.
– Одна-а? – удивился Елагин. – Это сколько ж… сколько она стоит?.. Или это общество такое небогатое? А что за лошадь?.. А, ну да. Вот эта самая и есть?
Миков кивнул. Видно было, что говорить ему не хочется. Он так и спросил:
– Ну, чего вы, собственно, меня сюда вызвали?
Елагину вдруг пришло в голову, что, если этот спортсмен и впрямь был бы совсем ни при чем, то не приехал бы он сюда. Ну с какой стати?.. Потребовал бы кучу объяснений, а потом послал. И был бы прав.
Поэтому капитан задумчиво посмотрел на Микова: вот еще одна загадка. Впрочем, чем больше непонятного тумана, тем быстрей он потом рассеивается. Бывает, что и вообще без следа. Хорошо, если хоть что-то останется по существу.
И тогда он решил снова блефовать, потому что по-прежнему не оставалось ничего другого. Как любой следователь, он знал одновременно и больше, и меньше всех. Пугнув Мамтеева, он узнал про Микова. Теперь настало время пугать и его. Самая сильная привязка Микова в этом деле – лошадь. Все остальное он может проигнорировать, но лошадь – его работа. Тут уж никуда не денешься. Мысленно найдя себе оправдание, что действует в интересах пусть и нелегального, но, все же, раскрытия преступления, Елагин сказал:
– Есть опасность… для всех, кто связан с этой лошадью. По крайней мере, сейчас. Большего вам сказать не могу, но, возможно, убийство Сороки связано тоже с ней. Поэтому я вас сюда и вызвал… пригласил. Если что-то странное заметите, будьте осторожны. Особенно, повторяю, важны все странности, связанные с лошадью. Запоминайте, наблюдайте, только осторожно. Это в ваших интересах, повторяю. Я вам…
– В общем-то да… – перебил его Миков, сразу как-то нахмурившийся, когда капитан заговорил о лошади, и тот даже подался вперед, вслушиваясь. – Есть странность одна… Только не знаю, наверно, ерунда какая-то.
– Да вы говорите, говорите, – подбадривал Елагин.
– Наверно, это несущественно. Просто показалось… ну, знаете, бывает так, что заметишь мелочь какую-то, и кажется важным, а потом, если кому-то сказать, так и выходит ерунда. Не знаю, в общем…