Из зеркальной будки тут же появился постовой милиционер и, вытянувшись по стойке «смирно», отдал честь выходившему из машины.
Уже приоткрыв заднюю дверцу «Ауди», Андрей Николаевич Ларионов отдал последние распоряжения водителю:
– Завтра как обычно – к половине восьмого. Смотри не опаздывай. Мне с утра к губернатору…
Водитель не опаздывал никогда. Однако на реплику Андрея Николаевича не обиделся, а, наоборот, улыбнулся и очень дружелюбно ответил:
– Конечно, Андрей Николаевич.
В солидном шофёре тёмно-синего «членовоза» ещё можно было узнать того молодого парня, что когда-то спикировал в дренажную канаву за рулём бежевой «Волги».
Ларионов прошёл к подъезду, поздоровался с постовым и поднялся по ступенькам лестницы. Открыл дверь в подъезд. Вошёл.
Сидящий за столом охранник-вахтёр тут же поднялся из-за стола:
– Добрый вечер, Андрей Николаевич. Что-то вы сегодня поздненьк о… Вот ваша почта, прошу…
– Спасибо. – Ларионов взял пухлую стопку писем и газет и вздохнул: – С этой работой разве пораньше домой приедешь?.. Ну, а у вас как? Жена, дети?
Фразы были традиционными, но всё равно приятными.
– Спасибо, Андрей Николаевич, всё в порядке. Детёныш поправился… Жена наконец на работу пошла. И откуда, спрашивается, летом ангина?..
– Да уж, бывает… Привет им передавай. – И Ларионов двинулся к лифту.
– Обязательно, Андрей Николаевич.
Лифт мягко вознёс его на четвертый этаж. Ларионов всё собирался начать ходить пешком по лестнице, чтобы хоть так – ибо трусцой бегать у него времени не было – бороться с гиподинамией, но каждый раз откладывал благое начинание до завтра. Нынешний день не стал исключением. Андрей Николаевич вышел из лифта и дистанционным ключом-пультом отпер дверь в свою квартиру.
Для начала он переобулся, и ногам стало тепло и уютно. Мягкие тапки на толстой войлочной подошве Андрей Николаевич любил больше всего. Приятно обволакивая ступни, они делали шаги по-кошачьи неслышными, лёгкими и пружинистыми. А ещё в них можно было похулиганить – слегка разогнаться и, оттолкнувшись, проскользить метра два по гладкому лакированному паркету… Конечно, пока сын не видит. А то какой пример подрастающему поколению? Отец должен вести себя солидно. А при ларионовской должности и подавно.
Сын сидел на диване в гостиной и, притворяясь, будто ему интересно, смотрел телевизор. Двадцать два мужика, одиннадцать – из местной команды, лениво гоняли давно уставший мячик. Белый кожаный шар, отяжелевший от бесконечных пинков, нехотя летал и катался по полю. Немногочисленным болельщикам было, что называется, лениво болеть за ленивых футболистов. Встать и просто уйти им тоже было лениво… В общем, всё как всегда, и, главное, все при деле.
Андрей Николаевич мельком глянул на сына, мужественно зевавшего перед телевизором, и войлочные тапочки бесшумно унесли его в кабинет. Стеклянный абажур на столе мягко вспыхнул зелёным, погрузив небольшую уютную комнату в ласковую полутьму. Вычурная бронзовая ножка лампы отразилась в пока мертвом мониторе «пентиума». Огромный дубовый стол был сплошь завален папками, скоросшивателями и отдельными бумажками, не говоря уже о справочниках, кодексах и юридических журналах – в общем, всем, что по логике вещей и должно обитать на столе у видного юридического сановника. Андрей Николаевич со вкусом устроился в удобнейшем старинном кресле с подлокотниками в виде небольших, изрядно отполированных годами львиных голов.