– Понятно. – Секретарша стрельнула на Глеба голубенькими глазками-шариками и сделала пометку в блокноте. – Пожалуйста, не опаздывайте. Ровно в 15.30.
Лузин молча кивнул. От удивления у него на лбу взбугрилась бронзовая кожа. Он смотрел на Епихина, силясь отгадать, о чем именно будет разговор, но тот отвернулся и пошел дальне, к зумпфу – большой квадратной яме, где хранили глинистый раствор.
Лузин вытащил замусоленную пачку «Беломора», сунул в рот папиросину. Тихонечко ругнувшись, спрятал обратно в пачку. Запрещено. Для чего, собственно, понадобился он Епихину? Не будет же, черт возьми, заместитель министра заниматься выбиванием керновых ящиков. Тут, пожалуй, дело посерьезнее. Задача…
От группы, которая сопровождала Епихина, отделился человек в черных очках.
– Здравствуй, Глеб!
Что-то знакомое было в этом крупном, с черной ниткой изящных усиков лице, в этом глуховатом голосе…
– Дусов? Генка?! Ты?!!
– Я… – Человек снял очки и сверкнул золотыми зубами.
Они крепко тиснули друг другу потные кисти рук. Лузин со смешанным чувством радости и грусти глядел на Дусова. Изменился Генка. Растолстел, как мулла, да и глаза стали другими – потемнели, что ли. Сколько же они не виделись? С 1943 года. Осенью будет ровно десять лет… Да, десять лет. Как давно это было, как давно! Меюмская площадь…
– В гости, значит, к нам?
– Ага… Езжу, вот, с Всеволодом Викторовичем по Средней Азии, перенимаю все передовое. У вас тут скоро красавец город будет. Проблема пресной «аш-два-о» решена.
– О-о! Это любопытно… Здорово просто! Вода тут важнее, чем нефть. «Где вода, там и жизнь», – говорят аксакалы.
– Ну-ну, не надо перегибать палку. Не было бы здесь «черного золота», – не было бы и города, воды. Главное – это большая нефть… – Дусов доверительно ваял Лузина под локоть; они спустились по дощатому накату буровой, вышли на волю.
– Где ты теперь работаешь, Гена?
– В Таежнограде. Главный инженер геологического управления. Четыре года назад защитил кандидатскую.
– Ух ты-ы… Поздравляю!.. А я, вот, – только начальник партии.
– Ты, Глеб, сам виноват во всем.
– Может быть, может быть… – Лузин отвел взгляд в сторону, померк.
Дусов снова улыбнулся:
– А ты, Глеб, все такой же обидчивый. Ладно, не буду. – Он хлопнул Лузина по плечу. – Извини, побегу. Мы еще встретимся сегодня. – Дусов заторопился к автобусу, куда уже направлялись Епихин и его свита.
Лузин присел на бочонок с буровой дробью, глядел Дусову вслед. Автобус с гостями толчком взял с места и, взбаламутив желтую пыль, понесся по заляпанному бурыми пятнами грейдеру. Вскоре он свернул направо и скрылся за серебристыми кубиками нефтяных амбаров.
Накатило вдруг что-то на Лузина. Вспомнил Меюмскую тайгу. Черные болота, долговязые сосны, патлатые кедры… И то, как искали они там нефть с Дусовым, как месили сапожищами грязь в маршрутах, оскальзывались на мокрых валунах, таскали на загорбках бутылки с пробами воды, мерзли в обледенелых палатках. Было трудно, пакостно. Совсем невмочь. Впрочем, кому было легко в те страшные годы войны? Стране нужна была нефть, и ее искали. Искали везде, в том числе и в Западной Сибири… Меюмская площадь… Он верил тогда в то, чего, по официальной версии, не существовало. Верил в белый свет темной полярной ночи…Почти десять лет минуло с тех пор. Многое источилось, ушло навсегда. Уехала Нина, нет больше Танюшки. Есть лишь небольшой холмик скованной вечным льдом сибирской земли – на кладбище в Таежнограде.
Лузин опустил голову, закрыл глаза. Сдавила сердце неизбывная тоска, горечь по навсегда потерянному…
Ровно в половине четвертого он был в конторе.
– Проходите, пожалуйста, Всеволод Викторович ждет вас, – сказала, играя выщипанной бровью, кубышка-секретарша и приоткрыла обитую дерматином дверь.
Лузин переступня порог и увидел Епихина. Тот сидел на месте Синельникова за покрытым стеклом столом – прямо под портретом Сталина, перевязанным черной траурной лентой в уголку. Чуть поодаль – у окна – расположились в креслах Дусов и лысый, как школьный глобус, худосочный мужчина в темносинем, с наружными карманами костюме полувоенного покроя. Лузину не нравился этот кабинет. Здесь всегда было душно и тесно, точно в склепе.
– Познакомьтесь… – Епихин кивнул в сторону лысого: – Начальник производственно-технического отдела министерства Гавриил Захарыч Минаев… Ну, а с Геннадием Михалычем Дусовым вы знакомы, не так ли?… Присаживайтесь, пожалуйста.
Лузин опустился на стул. Его глаза были прикованы к исписанным мелким почерком листкам бумаги, которые лежали перед Епихиным на столе. Он сразу узнал их. Это были его, Глеба, листки в клеточку, вырванные из ученической тетради. Те самые, что послал он полгода назад в Москву, в ЦК. «Соображения по поводу дальнейших поисков нефти в Западной Сибири». Ровно десять листков. Он сразу узнал их. Загнутые уголки, бисерный почерк… Но почему же так? Он ведь не хотел, чтобы это попало в министерство?!
Лузин заерзал на стуле, напружинился весь. Сердце билось отрывисто и часто.
– Я вас, Глеб Иванович, вызвал вот по какому вопросу… – Епихин полистал лежащие перед ним листки. – В феврале месяце нам передали из ЦК ваше письмо, чтобы мы разобрались и ответили… Речь идет о нефти… Вы, Глеб Иванович, выделяете в Западной Сибири так называемую Меюмскую нефтеносную провинцию – огромное пространство! громадный регион! – и пишете, что в пределах этой провинции есть, очевидно, десятка три-четыре перспективных на промышленную нефть площадей и среди них, в первую очередь, Меюмская площадь. Вы подробно изложили историю поисков нефти в этом регионе, привели даже высказывания покойного академика Губкина о том, что большая нефть там обязательно должна быть… Верно?
– Верно.
– Ну, а почему же вы в этом письме ничего не сказали о мнения других крупных специалистов?
– Кого именно вы имеете в виду?
Епихин скользнул по Лузину размытым взглядом.
– Академик Шатков и профессор Назаров считают, что на Меюме нет благоприятных для накопления нефти структур. В Южном бассейне больную нефть можно найти гораздо быстрее. Да и денежные затраты будут намного меньше.
– Я с этим не согласен, – тихо, но твердо сказал Лузин.
Епихин аккуратно-сосредоточенно разгладил пухлой, как булочка, ладонью листок. Дусов чуть заметно улыбнулся, а Минаев подошел к столу, взял в руки пластмассовый стаканчик с остро заточенными карандашами. Снова поставил его.
– Вы… Вы, товарищ Лузин, слишком много берете на себя. Так поступают только мальчишки!
– Я отвечаю за свои слова.
Минаев повел острым подбородком:
– Спеси у вас – хоть отбавляй. Можно подумать, что вы, по меньшей мере, – член-корр или академик.
Лузин демонстративно отвернулся и стал смотреть в окно. Дусов достал пачку «Северной Пальмиры» и спички, взглянул вначале на Епихина, потом – на Минаева:
– Вы не возражаете?
– Пожалуйста, пожалуйста… Курите.
Дусов задымил папиросой, вприщур поглядывая на Лузина. Ему было непонятно, почему упорствует Глеб. Неужели человеку нравится всю жизнь наживать себе врагов?
– Значит, вы, Глеб Иванович, полагаете, – снова подал голос Епихин, – что в Западной Сибири нужно резко увеличить объемы геолого-поисковых работ на нефть? Правильно я вас понял?
– Именно так.
– Ясно. Ну-с, по этому поводу могу сообщить вам следующее… Сейчас в Западной Сибири геолого-поисковые работы на нефть сокращаются. Бурятся только опорные скважины. Это связано прежде всего с тем, что в разведку на этой территории были вложены огромные суммы, – а воз, как говорится, и ныне там. Пройдено много скважин. Но нефти так и не подсекли. Предположение академика Губкина не сбылось.
– Надо бурить еще. Идти на север – к Ледовитому океану. Надо шире использовать геофизику.
Епихин, словно не слыша реплики Лузина, спокойно раскрыл папку и достал какие-то бумаги.