Но нам нужно
было где то начинать, а эти люди по крайней мере знали Бассетта. Не исключено, что один из них передал ему пресловутую записку.
Во вторник я добрался до кровати лишь в двадцать минут второго, почти точно через двадцать четыре часа с тех пор, когда взрыв бомбы помешал мне
снять брюки. Я был готов держать пари, что мой сон вновь нарушат еще до того, как я успею их натянуть утром в среду, прислав приглашение явиться
в окружную прокуратуру, – и позорно проиграл бы. Никто меня не потревожил, и я проспал положенные восемь часов, которые мне были так необходимы.
Стрелки показывали без десяти минут десять, когда я спустился в кухню, подошел к холодильнику за апельсиновым соком, пожелал Фрицу доброго утра
и поинтересовался, позавтракал ли уже Вулф.
– Как обычно, в четверть девятого, – ответил Фриц.
– И он был уже одет?
– Само собой, как всегда.
– Вовсе не само собой. Он вчера утверждал, что окончательно выбился из сил. Он сейчас наверху, в оранжерее?
– Разумеется.
– Ладно, раз ты не хочешь разговаривать, пусть будет по твоему. Какие нибудь поручения для меня?
– Никаких. Я тоже, Арчи, окончательно выбился из сил. Целый день звонил телефон, толпились незнакомые люди. И мистер Вулф куда то запропастился.
Я уселся за маленький стол и повернулся к специальной подставке с газетой «Таймс». Происшествию были посвящены два столбца на первой полосе с
продолжением на девятнадцатой странице, где поместили мою и Вулфа фотографии. Мне, конечно, оказали столь большую честь только потому, что я
обнаружил труп. Я внимательно прочитал каждое слово, а некоторые – дважды, но не открыл для себя ничего нового, кроме того, мои мысли постоянно
ускользали в сторону. Почему, черт возьми, Вулф не сказал Фрицу, чтобы я поднялся к нему в оранжерею? Я как раз принялся за третью сосиску и за
вторую гречневую оладью, когда зазвонил телефон. Нахмурившись, я снял трубку, ожидая приглашения к окружному прокурору, и снова ошибся. Звонил
Лон Коэн из «Газетт».
– Контора Ниро Вулфа, говорит Арчи…
– Где, черт побери, ты прошлялся вчера весь день и почему ты еще не за решеткой?
– Послушай, Лон, я…
– Ты явишься сам ко мне или я должен прийти к тебе?
– Сейчас невозможно ни то ни другое и перестань меня перебивать. Признаю: я мог бы сообщить тебе не менее двадцати семи фактов, которые твои
читатели вправе знать, но мы живем в свободной стране, и я хочу оставаться на свободе. Как только буду готов о чем то рассказать, я тебя найду.
А теперь я ожидаю важный звонок и поэтому кладу трубку.
И я прервал разговор.
Наверное, я так никогда и не узнаю – с гречневыми ли оладьями было что то не в порядке или со мной. Если с оладьями, то Фриц в самом деле
переутомился. Я заставил себя съесть обычных четыре штуки, чтобы лишить Фрица возможности задавать вопросы, а самому тем временем постараться
выяснить, чего не хватало в оладьях или что в них было лишнее.
В кабинете я сделал вид, что этот день – самый обыкновенный, и занялся своими обычными делами. Стер пыль, опорожнил корзины для бумаг, сменил
воду в цветочной вазе, распечатал почту и т.д. Затем я взял с полки, где мы храним в течение двух недель «Таймс» и «Газетт», экземпляры газет за
последние четыре дня и разложил их на своем письменном столе. Я, разумеется, уже читал репортажи об убийстве Харви Г. Бассетта, но теперь они
уже не были для меня просто информацией о текущих событиях. Труп обнаружил в автомашине «додж коронет», стоявшей на Западной Девяносто третьей
улице, близ Риверсайд Драйв, патрульный полицейский, совершавший обход ночью в пятницу.