– Ты, Лалетин, как золотая рыбка. Тебе и первое, и второе, и третье! Ладно, Широков все равно идёт в отпуск, будешь вместо него токарем.
– Так это совсем другое дело, – сказал кочегар. – Наша фирма веников не вяжет, а если вяжет – то фирменные!
Дед задумчиво рисовал в засаленном блокноте какие-то значки.
– Теперь слушай диспозицию. Ровно в 16:55 заходишь в мою каюту. Никого там не будет. Своим ключом открываешь ящик, забираешь приз и в 17:00, как штык, быть здесь! Пять минут тебе на всё, про всё. Опоздаешь на секунду – проиграл. И до скончания века живёшь под плитами. Карьера твоя, сталбыть, накрылась медным тазом!
– Шпионские страсти! – съехидничал Хатан.
– Лалетин, кеды надень и с низкого старта! – злорадно сказал Осипов.
Валера озадаченно потёр подбородок и ответил:
– Как юный пионер – всегда готов!
– Сверим часы, – скомандовал Догонашев, – время пошло!
Он вынул ключ и жестом вестового офицера вручил его Лалетину.
Хатан щёлкнул секундомером.
Валера принял ключ, положил его на широкую ладонь и сделал сосредоточенное лицо. Ключ был изготовлен из бронзы и имел сложную конфигурацию – разные проточки, загогулинки и выемки. Публика хранила молчание.
– Минута прошла! – объявил Леша Хатан.
Лалетин наморщил лоб и перевернул ключ на другую сторону. Он шевелил губами, словно произносил беззвучные заклинания.
– Вторая минута прошла! – сказал Хатан.
Валера закрыл глаза, зажал ключ между ладонями и тихонько подул между ними.
– Колдун, твою мать! – не выдержал Осипов.
– Заткнись! – оборвал его токарь Широков.
Никто больше не проронил ни слова. Прошло три, четыре минуты.
– Финиш! Сеанс окончен! – Хатан остановил и поднял над головой секундомер. – Ровно пять минут!
Лалетин вернул ключ Догонашеву. Он выглядел усталым.
– Пойду, приму душ, – сказал он. – Тонкую работу нужно делать чистыми руками.
Настал час расплаты. Пароход – это маленькая деревня и новость о необычном пари не дошла разве что только до капитана. У капитана есть другие, более важные дела. В котельном отделении собралась вся машинная команда и сочувствующие, из матросов. Сунулась было «бесхозная» Люська, но суровый дед прогнал её.
В 16:55 Хатан запустил секундомер. Время тянулось медленно, словно в конце вахты.
– Шестнадцать, пятьдесят девять, – наконец, сказал он.
Все посмотрели на дверь и ждали чуда.
– Осталось тридцать секунд, – печально и без надежды объявил Лёша.
– Всё, кранты, – злорадно сказал Осипов. – Нет спасения, нет вознаграждения!
И тут ручка двери медленно повернулась. Время словно остановилось. В котельную, как в замедленном фильме вошёл Валера Лалетин. В руках у него ничего не было. Все молча смотрели на него.
Стармех звонко шлёпнул себя по лысине:
– Ну что, влип, очкарик!
– Картина Репина «Не ждали», – сказал Паша Сенчихин.
Лалетин обречённо вздохнул, присел на баночку, закурил и вдруг торжествующе улыбнулся и выдернул из-за пояса одну бутылку, потом вторую!
– Разлить успел?! Не может быть! Ключ – сюда! – вздыбился Догонашев.
Он вырвал из рук кочегара ключ и рванул наверх, к себе в каюту.
– Теперь понятно, почему его в разведке поймать не могли, – сказал Осипов. – В молодости дед был еще шустрее.
– Валера, если ты сжульничал, то беги, – сказал Хатан. – Он тебя застрелит! У него в каюте малопулька и целевые патроны!
Токарь Широков бережно капнул жидкость из каждой бутылки на плиты и поджёг спичкой. Спирт горел волшебным голубым пламенем.
– Чистоган, – заключил он. – Можно потреблять.
– Милости прошу к нашему шалашу, – сказал довольный Валера. – Состоится дегустация букета последнего урожая! Будет музыка, женщины и танцы. Опоздавшей команде, – он кивнул на дверь, – запишем баранку!
Дед все-таки пришёл. Выпил рюмку, вторую. После третьей доверительно спросил:
– Нихт ферштейн, Лалетин, скажи, где тут собака зарыта? Убей бог лаптем, не могу поверить, что не обошлось без твоих фокусов!
– Рашид Музагитович, шпинделем клянусь, никаких чудес. В самом деле, у меня глаз – алмаз, ну и руки, сами знаете – золотые.
– Вот, чувствую наклёпку, только не знаю где, – с досадой сказал Догонашев. – С тобой в разведку – я бы еще крепко подумал…
– Это вы напрасно, Рашид Музагитович. Со мной не пропадёшь! Могу всадить три пули, одна в одну, на двадцать метров. Без оптики. С кем на спор?
8. Герой Советского союза
Мы ехали с Лалетиным на рейдовом катере с определенной целью – посетить ресторан «Якорь», в котором отмечал свой день рождения старший помощник капитана, Лев Иванович Зотов.
Валера приоделся соответственно – пиджак с искоркой, блестящий «бисерный» галстук и лаковые штиблеты. Из нагрудного кармана кокетливо торчал белый краешек носового платка. Рядом скучал Саша Будиш. Он был в отглаженном до шоколадной ломкости тропическом морском кителе. Золотой галун на его погончиках имел среднюю ширину – больше чем у матроса и чуть уже, чем у старпома. Девушкам это нравилось. У Саши были голубые глаза, тонкие черты лица и шапка кудрявых белокурых волос. Бывало такое – в ресторанах ему не давали водку и просили показать паспорт.
Ресторан «Якорь» располагался в уютном сквере. Был конец сентября, низкое солнце золотило клёны, пахло прелой листвой. Душа, как говорится, просила праздника.
На крыльце, у дверей заведения, суетилась пестрая толпа страждущих. Вход охранял солидный дядя с крутыми плечами борца и каменой мордой трамвайного кондуктора. Миновать его было невозможно.
– Местов нет, – сказал Саня печально. – Безнадёга! Этот лайнер уйдет в плавание без нас. Там будет играть музыка, но мы её не услышим.
Саша Будиш умел выражаться красиво.
– Нужно высвистать кого-нибудь из наших, кто уже там, – сказал я. – Потом уболтаем вышибалу, приставим стулья.
– Это вариант, – согласился Лалетин. – Но, за неимением времени, он нам не подходит. Мы не можем ждать милостей от природы!
– И у моря погоды, – добавил Будиш.
Валера задумчиво потёр подбородок и я заметил, что его лицо приняло особое, «артистическое», выражение.
– Сейчас главное – не светиться, – сказал Лалетин, – и не суетиться. Спешите видеть!
Он вынул из кармана сначала носовой платок, затем какую-то блестящую штучку и, немного повозившись, прикрепил её на лацкане пиджака. Мы обомлели. На груди Лалетина сияла звезда героя Советского союза!
– Лучше настоящей, – сказал Валера. – Вообще-то я изготовил медаль для другого случая, но выбирать не приходится. И еще. Ты, Будиш, пойдёшь справа, вплотную ко мне, Андрюха, слева, чуть сзади. Свитер скинь, повесь на руку, он слишком красный. И ещё не хватает одной детали… Валера посмотрел по сторонам: – Вот! Ждите меня здесь!
– Понесло вожачка, – заныл Будиш. – Морды нам не набьют?
– Будущее покажет, – успокоил я Сашу. – Гусара шрамы украшают.
Валера, тем временем, вёл переговоры с водителем чёрной «Волги», стоявшей у парадного подъезда. Потом он влез в машину и суетливо помахал нам рукой: «Быстро, сюда!»
Пока мы усаживались в автомобиль, Лалетин провел краткий инструктаж:
– Как пришвартуемся, ты, Саня, выходишь из машины и открываешь мне дверь. Потом всё по плану. Вперед!
Шофёр сработал чётко. Он выписал крутой вираж и эффектно, с визгом, тормознул у крыльца ресторана. Будиш, как испуганный выскочил из авто и, угодливо согнувшись, открыл дверь со стороны Лалетина. Другую руку он откинул за спину.
Из машины вышел герой Советского союза. Все взгляды были прикованы к нему. Будиш переиграл – встал по стойке смирно и приложил руку к пустой голове. Ему простительно, Саня ещё не служил в армии. Мы заняли свои места согласно диспозиции и Валера, прямой как жердь, с высоко задранным подбородком, прошествовал сквозь толпу. Плечистый Цербер выпятил живот и посторонился. Он впервые в жизни так близко видел живого героя и не отводил глаз от золотой звезды.
Лалетин не был бы Лалетиным, если бы не довёл свою роль до абсурда: