Я ей учтиво:
– Долг джентльмена – скрасить одиночество дамы. Правда, сильно прошу пардону, камзол и шпага остались на вешалке.
– Так сойдет, – говорит Света и поворачивается к двери. И жест – рукой возле бедра – давай, мол, швартуйся помалу. Я в кильватер, дамочка желает пообщаться.
Дальше, всё как у людей. Светка оказалась своя в доску, с ней не было скучно. Она сама заперла дверь, притушила свет и создала интим. В общем, под настроение попал…
Уже потом обмолвилась про мужа, что он хороший, ответственный и очень любит свою работу.
Трудно сказать, кого или что помполит любил больше, но он объявился на судне слишком рано. Открыл дверь своим ключом. Дальше все было плохо.
– Вахту на трапе надо было предупредить, – сказал Паша Сенчихин. – И, заранее, носки – в карман, тапки – у входа.
– У меня и носков-то не было, – развел руками Лалетин. – Обошлось без мордобоя и то ладно.
– Не к лицу, помполиту по лицу, – скаламбурил Хатан.
Нельзя же быть таким мстительным, – Валера сокрушённо покачал головой. – Из-за этой бытовухи, меня, классного токаря, сняли с линейщика и послали сюда, на исправление, в кочегары. Вот и не знаю, то ли за политику пострадал, то ли за любовь.
– За любовь, – сказал чувствительный Саня Будиш.
– За политику, – возразил Осипов. – Всё, что связано с политработниками – политика. Даже бабы!
6. Сальная история
Было время «адмиральского часа». Догонашев уже вытащил ноги из домашних клетчатых тапочек и собирался вздремнуть, когда в дверь вломился старпом:
– Дед, горим!!! – крикнул он и загрохотал вниз по трапу.
Встревоженный стармех на полных оборотах бросился вслед. В нос ударил вязкий запах дыма. Горела не электропроводка, не сухари на камбузе, не соляра или масло – эти запахи Догонашев различил бы сразу. Как он потом сказал: «Это был запах горящего танка».
На нижней палубе стояла пелена сизого дыма.
– Мать твою! – старпом разбил стекло и уже давил на красную кнопку пожарной тревоги.
Тишину взорвал резкий грохот звонков громкого боя. И жестяной голос второго помощника по трансляции: «Внимание! Пожарная тревога! Аварийной партии прибыть в район палубы „А“, левый борт!» Потом скрежет в динамиках и хриплый голос капитана: «БОЕВАЯ тревога, вашу мать!!!»
Матросы уже раскатывали пожарные шланги и нервно крутили клапана гидрантов. Воды не было. Осипов танцевал с огнетушителем, не решаясь сунуться в дым.
Догонашев не стал медлить. Он пригнулся и, прижав к лицу носовой платок, бросился в дымовую завесу. Через несколько секунд стармех вынырнул весь в клубах дыма и, как слепой, на ощупь открыл дверь гальюна, заслонив всё широкой спиной. Послышался звук льющейся в унитаз воды.
– Всё, порядок, – сказал Догонашев, выходя из сортира. – Пожар ликвидирован!
Он закашлялся, из глаз текли слезы.
Тут зашипели и закрутились змеями пожарные шланги, окатывая всех солёным душем. Пока их ловили и закручивали клапана, прибежала растрёпанная уборщица, «бесхозная» Люська, хозяйка погорелой каюты:
– Мальчики, что у вас стряслось? Что за шум, а драки нет?
– Люсьен, это у тебя стряслось, по ж… уж точно получишь, – злорадно пояснил матрос Люлёк. – Какую горючку держала в каюте? Говори, хуже будет!
– Да я только одну бутылочку и заначила, – запаниковала Люська. – С чего такой шум и дым?!
– Тащи ее сюда, это теперь вещественное доказательство.
Дым понемногу рассеялся и несчастная уборщица быстро вернулась с бутылкой, завернутой в газету.
– Вещдок реквизируется, – строго сказал Люлёк. – За распиской придешь к старпому. И, удаляясь, добавил: – После отбоя…
Пришел капитан. Из унитаза вынули объект пожара. Это был добрый шмат сала, завернутый в мокрое покрывало.
На «разборе полетов» выяснилось следующее. Валера Лалетин варил леера на крыле мостика. Капля расплавленного железа угодила прямиком в иллюминатор Люськиной каюты. А там проветривался этот злосчастный кусок сала. Он не вспыхнул огнем, а начал тлеть, как бикфордов шнур, распространяя сизый дым и жуткую вонь.
Лалетин получил устный выговор, Люська – тоже, старпом – благодарность. Героем дня стал Догонашев.
– Старшего механика Догонашева, – сказал капитан, – следует наградить медалью «За отвагу на пожаре».
Вечером Люська явилась к старпому за распиской на конфискат и осталась там до утра. Матрос Люлёк пригласил к себе плотника и артельщика. Втроём они уничтожили вещдок, а пустую тару выбросили в иллюминатор. Кочегар Лалетин весь следующий день провел в мазуте, под плитами машинного отделения, размышляя о превратностях судьбы.
7. Глаз – алмаз
До обеда оставалось еще с полчаса. В кочегарке собрался машинный народ, покурить, да потравить «за море».
Есть такая байка. Дед звонит в машину:
– О чем говорят кочегары?
– Про женщин…
– А, всё нормально…
Через некоторое время стармех звонит опять с тем же вопросом.
– Про работу говорят кочегары, – отвечает второй механик, – про работу…
– Ну вот, уже напились! – сказал опытный стармех.
На этот раз тема разговора была околонаучная:
– Возьмем, к примеру, чукчу, – говорил Паша Сенчихин. – Они там скачут на оленях по тундре, ориентиров никаких, однако, чукча никогда не заблудится, потому что у него с детства натренированная зрительная память. Писали в «Науке и жизни» про такой, вот, эксперимент. Одному чукче, который никогда в жизни не видел будильника, дали посмотреть на механизм три минуты. Потом часы разобрали на колесики. Так этот чукча без проблем собрал будильник снова. И часы пошли!
– Ерунда всё это, – сказал электрик Хатан. – Со мной в армии служил чукча по фамилии Ядне. Он был телеграфист. И его постоянно долбали за то, что он не мог запомнить морзянку.
– Чукча никогда не выпьет больше русского, – как всегда не в тему брякнул Осипов.
– Это от закуски зависит, – авторитетно заявил токарь Широков. – Под ихний копальхен много не жахнешь. Не зря же так хорошо рифмуется: водка – селёдка.
– Сало тоже хорошо рифмуется, – сказал третий механик Гаврилов.– Особенно в виде шкварок.
Вошёл стармех Догонашев, окинул взглядом свою вотчину.
– Об чём разговор? – спросил он.
– Об чукчах, – ответил Осипов. – Паша говорит, что у чукчи глаз-алмаз. А поставь чукчу кочегаром, еще неизвестно, что будет.
– Тут от человека зависит, – рассудительно сказал Лалетин, – От его способностей и таланта. Одно дело собрать механизм из готовых деталей, другое – посмотрел, запомнил и выточил. Не каждому дано!
Дед потёр лысину:
– Как это, посмотрел, запомнил и выточил?
– Ну, к примеру, даёте вы мне ключ от замка. От любого замка. Я смотрю на него пять минут глазами и через два часа изготавливаю такой же. Проверить работу легко – открываете этим ключом свой сейф, где деньги лежат.
Сейфа у стармеха не было. Был железный ящик, с постройки судна, который запирался бронзовым ключом весьма причудливой формы.
Догонашев почесал лысый затылок, крякнул и набычился. Это говорило о напряжённой работе головного мозга и некотором волнении.
– Валера, табань взад, – ухмыльнулся одессит Хатан. – На Молдаванке за такой трёп моментально перестают уважать.
– За базар отвечаю! – упрямо, по блатному, сказал Лалетин.
– В прошлом годе зайцы скромнее были, – засомневался Сенчихин.
– Кочегар ты или чукча? – спросил зачем-то Осипов.
– Нихт ферштейн, – дед заговорил по-немецки. Видимо, он проанализировал ситуацию и пришел к какому-то решению.
– Слушай сюда, Валера, – Догонашев назвал кочегара по имени во второй раз. – Даю тебе времени до ужина. Делаешь ключ, заходишь ко мне в каюту, открываешь ящик, забираешь приз. Приносишь его сюда.
Стармех описал полукруг бронзовым ключом, чтобы все увидели – задача эта невыполнимая.
– Что в сейфе-то будет? В тёмную я не согласен, – капризно сказал Лалетин. – Было бы из-за чего страдать.
– Что, уже откат? Литровая банка будет, весь мой запас.
– Чистого?
– 96 процентов!
– И меня из кочегаров – точилой, сварным или хотя бы машинистом.