А когда смысл дошел, то мыслительный процесс сменило бешенство. Раздувая ноздри острокрылого носа, он схватил Настю за шею сзади, подтолкнул ее к зеркалу, сам встал рядом и принялся расстегивать свою рубашку.
Обнажился его торс, хорошо накачанный.
– Смотри! – указал он на свое отражение. – Да от меня все телки ссут кипятком!
Настя отвернулась и хотела отойти, но он больно сжал ее запястье.
– Ку-уда? Стой здесь. И смотри!
Свободной рукой он расстегнул брюки и спустил их. Трусы скульптурно облегали все то, что им полагалось облегать. Ничего не скажешь, фигура хорошая…
– Ну? – грозно спросил Гена. – Что же у тебя за вкус такой особенный, если тебе это, – он кивнул на свое тело в зеркале, – не подходит? Или ты нарочно так сказала, чтобы меня позлить, а?
– Пустите меня! – Настя подергала свою руку.
– Нет, я хочу узнать сначала, зачем ты так сказала! Разве такое тело может не нравиться женщине? Или ты решила меня позлить, потому что я тебя ни разу не трахнул и тебе обидно? Да? Признавайся!
Дело принимало неожиданный оборот, и Настя уже пожалела о сорвавшихся словах. Но обратно их не заберешь – надо как-то выкручиваться…
– Ну, дело не в мышцах… – проговорила она, смягчив на всякий случай тон.
– В чем тогда? Лицо тебе мое не нравится, что ли?
– Лицо как лицо… – пролепетала Настя, мучительно пытаясь придумать, как уйти от разговора, вызвавшего такую непредвиденную бурю эмоций у Гены. Надо думать, он страдает нарциссизмом, и Настя нечаянно попала в самое чувствительное место?
– Как какое лицо?
Настя не отвечала, и Гена сжал свои железные пальцы у нее на запястье. Настя вскрикнула.
– Ты намекаешь, что я некрасивый?
О боже! И надо же было ей отпустить ту колкость насчет вкуса!
– Я ни на что не намекаю, – сердито ответила она. – Вы…
– Мы перешли на «ты», – резко перебил ее Гена. – Готовимся к завтрашнему походу.
– …Ты не красавец, – не стала спорить Настя, – у тебя слишком узкое лицо и слишком низкий лоб, хотя, в общем-то, ты вполне симпатичный… Если говорить о физической стороне…
– А о какой еще можно говорить?
– Пусти меня! Мне больно!
Он отпустил ее запястье, и Настя пошла к дивану, на который уселась с самым независимым видом, хотя внутри у нее все дрожало: ее шея и запястье хранили неостывшее воспоминание о его железных пальцах.
Гена проводил ее глазами, затем надел рубашку, застегнул брюки, но всем видом давал понять, что ждет ответа. Настина колкость и впрямь задела его не на шутку.
– Раз уж ты так интересуешься, то в человеке важно… – Настя решила не рисковать, ответить, – важно обаяние.
– Что это такое, обаяние?
Бог мой, да как же объяснить, что это такое? Человеку, который не подозревал до сих пор о самом существовании такой категории, как обаяние?!
Но Гена ждал ее ответа.
– Это как духи… То, что исходит от человека, но не физически, а от его души… – проговорила Настя. За неимением более дипломатичного ответа, она решила сказать то, что думала, хотя слова подбирались с трудом.
– И что, интересно, исходит из души?
– Я не знаю, как объяснить.
– А ты напрягись!
– Ну, хорошо… Это культура, ум, личная философия…
– Не умничай!
– Так ты же сам спросил…
– Мне твоя культура на хрен не нужна!
– Я же не говорю, что у тебя она есть! Я просто пытаюсь объяснить.