Кого-то тут надлежало выпороть и поставить в угол, коленями на горох.
– Я-то как раз не пихаюсь, а ты пихаешься, постоянно пихаешься, Максимилиан.
– Папа.
– Чего?
– Я пытаюсь поспать.
И заснул. Гордон, в конце концов, тоже задремал и минут через сорок проснулся оттого, что грохнулся с постели, чувствительно ударясь головой о ножку прикроватной тумбы. Как может пятилетний мальчик занимать столько места? Макс разметался по кровати, подобно морской звезде, пускал слюни и сладко сопел. Его славная веснушчатая мордашка воплощала чистоту и ангельскую невинность. В спальню заглянула Виктория.
– Гордон, почему ты лежишь на полу? – вопросила она.
– Ну, я…
– Ты помнишь, сегодня приезжает мой брат? Мы должны его встретить. Пойдем, посмотрим на комнаты.
Виктория имела в виду гостевые апартаменты, где их милости предстояло провести ближайшие три недели. Двухэтажные покои с отдельным входом, террасами и увитыми плющом балконами, занимали целое крыло здания и включали спальни, помещения для слуг и охраны, библиотеку, кухню, столовую, зимний сад, биллиардную, бассейн и бар. Не просто барная стойка у бассейна, а настоящий бар с зеркалами и барменом.
– Как, по-твоему, нормально? – спросила Виктория, тревожась.
Гордон украдкой хохотнул, глянув на бармена, которому явно предстояло нести службу круглосуточно.
– Не пойму, зачем поднимать столько шума. Ведь это просто твой брат.
– Да, но ведь Кит приедет не один, а со своей…
Виктория замялась, подбирая нужное определение.
– Подружкой, – сказала она, наконец, и немножечко всплакнула.
– Невестой, – поправил Гордон жену и с удовольствием пронаблюдал, как Виктория увядает, будто хрупкий цветок под палящими лучами солнца.
– Ведь Кит все равно не женится на ней, правда?
Гордон не знал. Ему было все равно, женится Кит или нет, главное, чтобы он, в конце концов, был счастлив, хоть немного. Виктория отказалась разделить столь идиллический взгляд на вопрос. В несчетный раз обругав мужа дураком, она выпроводила Гордона бриться и одеваться.
– И сделай что-нибудь с лицом, у тебя помятый вид.
– А у тебя дурной глаз.
– Как?
– Глаз, говорю, у тебя дурной.
– Вечно ты мелешь всякие глупости!
Глупости или не глупости, а глаз у Виктории, как с ней случалось в последнее время, и впрямь сделался дурной. Когда она смотрела таким дурным глазом, молоденькие горничные покрывались прыщами, на кухне подгорали кушанья, лопалась и дымила проводка, скисало молоко и увядали цветы.
– Цветы завяли? – закричала Виктория на горничную, которая неосмотрительно оказалась в поле зрения хозяйки и теперь испуганно металась из стороны в сторону, будто зайчонок перед гипнотизирующим ликом удава. – Значит, принесите и поставьте в воду свежие! Что значит – где взять? Спросите у садовника! Какие же вы тупые, невероятно!
Гордон не сомневался, что закончив с прислугой, жена всерьез примется за него, и мягко, плавно ретировался. Не хотелось начинать утро со скандала. Он зашел на кухню, заварил себе чаю, вышел на террасу и сел, наслаждаясь тихим утром.
Наслаждаться толком не получалось, в голову лезли разные мысли. Взять хотя бы дом. Содержание губернаторской резиденции в должном порядке требовало колоссальных денежных вливаний, практически постоянного ремонта и несуразного количества обслуживающего персонала. Без присмотра дом моментально начинал разваливаться. Проседал фундамент, трещали балки, осыпались старинные фрески, вздувался паркет, рамы антикварных зеркал подергивались склизкой патиной, лоскутами сходила с отсыревших стен атласная обивка, скрипели дверные петли, мутнело столовое серебро и протекали водопроводные трубы.
Виктория и слышать не хотела о том, что хотя бы несколько месяцев в году относительно скромно жить в их городской квартире, очень благоустроенной кстати, в самом центре Санкт-Константина.
– Гордон, ведь это твоя официальная резиденция, ты теперь губернатор! Что значит – нет денег на ремонт? Запусти руку в бюджет. Все так делают, разве нет?
Все так делали, правда. И он тоже. Но как он мог бороться с коррупцией и моральным разложением, если сам по уши погряз в коррупции и моральном разложении?
Гордон отхлебнул чаю, прижмурился и обреченно забормотал молитву Просветленному.
– Я спокоен и умиротворен, я благ, я полон света, яркого, ослепительного света, я сам свет, яркий, ослепительный свет…
Кто-то бессовестно перебил его на полуслове.
– Герр губернатор.
Гордон открыл глаза и увидел генерального прокурора, что было не совсем кстати, учитывая недавние размышления о коррупции. Однако у прокурора оказался повод для вторжения куда серьезней, чем коррупция. Ранним утром сегодня в лесах, в десяти милях от ближайшего населенного пункта и в двух милях от Топей, были обнаружены истерзанные останки двухлетней девочки.
– Кто обнаружил?
– Местные жители. Грибники. Пошли в лес за грибами, и вот…
Генеральный прокурор был бледен нездоровой меловой бледностью и мучился сильной одышкой. Гордон вспомнил, что у прокурора больное сердце и проблемы со взрослой дочерью. Наркотики, или мальчики, словом, то, что происходит, когда отец слишком много времени проводит на работе.
– Сядьте. Сейчас принесу воды.
Гордон вернулся с графином и стаканом воды, и подождал, пока прокурор накапает в стакан и выпьет сердечные капли.
– Почерк тот же?
– Да. Ребенка задушили чем-то вроде резинового жгута и… обглодали. Смерть наступила в районе трех-четырех суток. Личность ребенка пока не установлена. Сейчас мы проверяем все зарегистрированные случаи пропажи детей в Санкт-Константине и пригородах, а также…
Невесть отчего, но слова о резиновом жгуте вызвали мысль о длинном щупальце с присосками. Прокурор продолжал излагать обстоятельства чудовищной находки, Гордон раздраженно махнул рукой, заставив его замолчать.
– Вы ничего там не трогали?
– Нет. Следователи только что поехали туда…
– Хорошо, по дороге мне расскажете подробности.
– Вы тоже поедете?
– Само собой. Еще заедем за министром внутренних дел и министром обороны. Вместе нам будет куда веселей… и не так страшно в том темном, глухом лесу.
– Министр обороны? Вы считаете, пора подключать Регулярную Армию? – затосковал прокурор.
– У нас, черт подери, уже пятнадцать маленьких мертвых детей и еще четыре неясных случая пропажи малышей, скорее всего, связанных именно с этим делом. Что еще вам нужно? Массовые народные волнения?
Генеральный прокурор и сам понимал, что ситуация чрезвычайная, но он относился к тому сорту людей, которые всегда опасаются, как бы чего дурного не вышло, и радикализм губернатора пугал его. Деликатно покашляв, прокурор тактично заметил, что военные патрули в мирное время могут вызвать у населения ненужные ассоциации… с диктатурой, например.
Гордон на это заметил, что ассоциации – дело вкуса, у него лично военные патрули ассоциируются исключительно с безопасностью мирных граждан. Что непонятного? Все понятно? Велев мятущемуся прокурору подождать десять минут, Гордон помчался наверх, лихорадочно натянул сапоги, свитер и куртку, так как с Топей даже в это теплое время года тянуло ледяной, промозглой сыростью. Дробовик он прихватил тоже. Мало ли кто или что бродило в непролазных чащах.
В коридоре губернатор наткнулся на жену.
– Гордон, куда ты?!
– Прости, надо ехать. Опять ребенка убили.
– Как? Но мы ведь собирались встретить моего брата! Я вообще не понимаю, какой смысл тебе постоянно ездить и смотреть на трупы.
– Я должен осмотреть место происшествия, – поправил Гордон несколько рассеянно.
Хотя, да, она была права, и на труп придется взглянуть тоже.
– Птенчик, я быстренько, вернусь к обеду.