Если я замечаю, что кто‑то руки не ополоснул, обязана отметить имя неряхи в листке, сдать его после смены, а у девчонки в конце месяца из зарплаты произведут вычет. Вот там, у окна, висят правила, хотите прочитайте, занимательный документ.
Я повернула голову и прищурилась. «Опоздание на работу, за каждые пять минут – 10 руб. Грязные руки – 20 руб. Курение во дворе – 30 руб. Обувь не по форме – 50 руб. Отсутствие формы – 200 руб. Грубость клиенту – 1000 руб. Еда в комнате отдыха – 300 руб. Использование служебного телефона в личных целях – 300 руб. Употребление алкоголя, наркотиков – немедленное увольнение. Пропуск работы без справки от врача – немедленное увольнение».
– Здорово, да? – хмыкнула Елена Михайловна. – Концлагерь. Вроде десятка – не большая потеря, но к концу месяца ползарплаты тю‑тю.
– Этак ваш Леонид Петрович останется без работников, от него все убегут, – не одобрила я сурового владельца «Фасоли».
– Ошибаетесь, в Москве безработица, – не согласилась Елена. – Одна девчонка уйдет, на ее место сразу пятеро просится.
– В столице много заведений общественного питания, зачем молодым женщинам добровольное рабство у Леонида Петровича? – удивилась я.
Елена Михайловна начала покачивать ногой в черной лодочке на высоком каблуке.
– Так, да не так. Элитные рестораны, куда ходят богатые и знаменитые, ни одного служащего, даже уборщицу при сортире, с улицы не возьмут. В первоклассные заведения требуются люди, имеющие не менее десяти классов образования, хорошие рекомендации и знание английского языка в объеме, достаточном, чтобы обслужить иностранца, добавьте сюда приятную, хоть и не модельную внешность.
– Красавицам карьера официантки заказана? – с недоверием перебила я. – Всегда считала, что наоборот.
Управляющая поправила завитую челку.
– Скандал никому не нужен. Не дай бог, посетитель на девчонку западет. Обычная внешность предпочтительнее. Если человек работает в трактире суперразряда, он держится за место. Всякие там «Быстробургеры» и «Китайская лапша» предпочитают нанимать студентов. Низший сегмент – стеклянный павильон в Зюзюкино, где в меню пиво, водка, пельмени плюс люля‑кебаб из мяса, которое поймали во дворе. Стремное место. Туда берут в основном гастарбайтерш. Ресторанов, подобных «Фасоли», не так уж и много.
– Их полно, – уперлась я. – На одной улице с вами четыре штуки.
– И все пустые, – терпеливо пояснила Елена. – Хозяева цены подняли, посетители туда не заглядывают, а у нас демократично, поэтому народу толпа. Ирина никому ничего не прощает, непонятно, как она все заметить успевает. Я не могу одновременно за залом смотреть и на дверь туалета коситься. Потому к вечеру у Соловьевой лист нарушений целиком исписан, а у меня и на треть не заполнен. Леонид посмотрит и ну орать:
– Елена! Плохо выполняешь свои обязанности! Учись у Иры, у нее муха мимо носа не пролетит.
– Представляю, как Соловьеву не любят в коллективе, – протянула я.
– Верно, – согласилась Елена, – но ей на отношение людей плевать. Одно могу сказать: Соловьева никогда исподтишка не действует, ничего личного не демонстрирует. Приметит непорядок, подойдет и скажет: «Таня, чулки не прозрачные, а темные, ты курила во дворе и опоздала на восемь минут с обеда». Татьяне остается лишь руками разводить – сама виновата. Но так, чтобы тайком безобразия сотрудникам приписывать, – нет. Ирина очень честная, до глупости. Месяца два назад она после закрытия ресторана нашла кошелек.