В нем не было никаких документов или кредиток, только сто тысяч рублей. Служащие ушли, Ира одна была, могла себе деньги забрать, никто б и не узнал. Но Соловьева объявление на двери повесила и на нашем сайте. Бармен Коля возьми да и скажи: «Стоит ли так беспокоиться? Что упало, то пропало!»
Ирина ему в ответ: «Жизнь – улица с двусторонним движением. Как ты поступишь, так и с тобой будут. Честность – лучший способ сделать жизнь счастливой и избежать неприятностей».
С Ириной что‑то случилось? – спросила управляющая.
Я замялась.
– Я не болтлива, – продолжала Елена. – Но и не глупа. В первый раз Ирина заболевает, и через несколько часов, опять же впервые, здесь появляется ее подружка, внезапно решившая пообедать в «Фасоли». Вы бы не удивились? Так что произошло? Ира жива?
Я решилась на откровенность:
– Вчера вечером Соловьева ушла из дома и до сих пор не вернулась. Ее дочь, школьница, очень нервничает. Она, как и вы, уверяет, что у мамы нет ни подруг, ни близких знакомых, девочка никогда не видела дома гостей, Ирина не устраивала праздников, вечеринок.
– Похоже на правду, – перебила меня Елена, – Ирка всегда вызывается работать тридцать первого декабря, и в другие праздники спокойно выходит, поэтому я считала ее одинокой. О дочери впервые слышу, она о ней даже не намекала. И в коллективе ни с кем близко не сошлась. Правда, у нас текучка большая, работа пахотная, почесать языком некогда, но ведь что‑то узнается случайно. Девушки хвастаются покупками, подарками от парней, цвет волос изменяют, новую губную помаду покупают. С любовником‑мужем‑родителями повздорят, всю смену носом шмыгают, отдых планируют, кредит берут. А Соловьева как автомат. Пришла, ушла, никто ее злой, обиженной, радостной или в слезах не видел. Штирлиц рядом с ней отдыхает.
– Попытайтесь предельно точно вспомнить, что она вам сказала, – попросила я. – Звонок раздался почти ночью. Вы, наверное, испугались?
– Мало кто обрадуется, если за полночь мобильный задергается, – заметила Елена. – У меня мама с диабетом. Первая мысль, когда я трубку схватила, была: «Мамуле плохо!» Но из трубки раздался мужской голос:
– Извините за беспокойство. Говорят из клиники по поводу Ирины.
Елена Михайловна почувствовала невероятное облегчение, потом – удивление.
– Какой Ирины?
– Соловьевой, из «Фасоли», – пояснил звонивший. – Ее увезли на операцию.
– Господи, что произошло? – испугалась Елена.
– Приступ аппендицита, – без задержки ответил врач. – Она просит вас завтра выйти на работу, заменить ее. Пожалуйста, предупредите начальника: Соловьева в клинике, просит десять свободных дней, бюллетень представит.
– Пусть не беспокоится, – остановила доктора Елена, – она за два года на моей памяти ни разу не болела, имеет право спокойно лечиться.
– Все? – уточнила я.
Елена кивнула.
– Что‑нибудь показалось вам необычным? – наседала я.
– Кроме самого звонка, нет, – протянула коллега Соловьевой.
Я кивала в такт ее словам. Все бы ничего, но есть несколько штрихов, которые заставляют насторожиться. Ариадна Олеговна упомянула, что характер дочери окончательно испортился после того, как ей в тринадцать лет удалили аппендикс. Может ли у человека вырасти второй? Ладно, предположим, Ира анатомический уникум, у нее с течением времени появился еще один аппендикс. Но Кузя по моей просьбе вчера поздно вечером проверил больницы и морги. Ни в одном учреждении Ирины Соловьевой нет. Хорошо, допустим, в регистратуре напутали.