Все как обычно.
Девицы на автобусной остановке старались удержать юбки возле коленей, но те то и дело взлетали к шеям. Газеты рвались из рук тех, кто пытался читать. Люди с контактными линзами зажмуривались, люди с зонтиками беспомощно смотрели, как эти зонтики у них в руках выворачиваются наизнанку, а слабонервные, вышедшие на улицу с маленькими собачками, садились на корточки и держали своих любимцев за хвост.
Вэстербруплан – как это возможно?
Помнится, переходя в первый раз, я поставил все на карту и рванулся на красный свет. Какая разница, угадаешь или нет. На этой площади конец скор и милосерден. Машины слетают с моста, как снаряды, они мчатся под уклон, под ветер, их солнце толкает в спину.
В следующий раз я был осторожнее, пошел на зеленый и чуть не оказался под громадным «мерседесом» с какой‑то тетей за рулем, что потеряла ориентировку. Я только головой качал, глядя ей вслед.
Увидеть Вэстербруплан и – умереть.
В моей ячейке лежало два конверта.
Первый – большой белый с эмблемой «Утренней газеты». Извещение от гаражной комиссии о том, что мое заявление, поданное два месяца назад, не может быть удовлетворено – я же не состою в штате.
Другой – помятый канцелярский, на котором мое имя красовалось в маленьком квадратике. Внутри лежал формуляр, небрежно заполненный одной из девиц на коммутаторе: г‑н Бертцер хотел бы связаться с тобой. Срочно. Оставил три номера.
Карл Юнас Бертцер желает меня видеть. Зачем? Может, у его мегеры кончились лакомства для собачки?
Он же не знает, кто я такой. Я же не назвал своего имени. Я же не давал никакого номера телефона.
Лицо у меня горело, затылок был липким от пота. Я сунул записку с номерами Бертцера в карман и пошел в уборную.
Я ополаскивал лицо водой, когда дверь распахнулась. Я присел и обернулся, готовый обхватить и сломать ногу, которая будет меня пинать.
– Что с тобой? – спросил Тарн.
Он стоял в дверях, глядя на меня покрасневшими и злыми глазами. Волосы висели сальными косицами, побрит он был как бы наполовину.
Я перевел дух и выпрямился.
– Старые воспоминания, – сказал я.
Тарн внимательно смотрел на меня. Он закрыл дверь и грузно оперся на нее, чтобы никто не вошел, а потом вытянул из внутреннего кармана небольшую плоскую бутылку.
– Тебе надо принять лекарство, – сказал он.
Ему оно тоже было необходимо.
Яркая этикетка сообщала, что это – «Докторc спешл».Я запрокинул голову и глотнул как следует.
– Ху‑х, – сказал я.
Тарн кивнул, улыбнулся и тоже хватанул. Только ради компании. А потом угостил какой‑то таблеткой – зажевать запах.
– В двенадцать ланч с Вильфредом Сандбергом. Он знает все об охранных компаниях.
Я кивнул. Виски бултыхалось в желудке. До ланча было еще два часа.
– Он за нами заедет. Поедим в старом «Цум Винерброт». Ну, ты знаешь – забегаловка, где подают кислую капусту, на Понтоньергатан. Это он так решил.
– Ладно.
Мне надо было спуститься в архив, мне надо было найти угол в «Утренней газете», откуда бы я мог спокойно позвонить. И мне нужно было найти Зверя.
Нас вез Янне.
– Откройте окна и проветрите! – заорал он. – А то мне влетит, если попадемся в облаву – за пассивный алкоголизм!
– Понимаешь, нам надо выпивать, – сказал я. – У нас же нет акций.
Плоская бутылка Тарна давно была брошена в одну из бумажных корзин «Утренней газеты». Маленькие бутылки долго не живут. Во всяком случае, в сфере, формирующей общественное мнение.
Вильфред Сандберг стоял перед австрийским ресторанчиком.
Здоровый, мускулистый мужик лет на шестьдесят. Молодился – надел просторную твидовую куртку и бабочку, какую носят художники.