Почему ты звонишь?
– Потому что будут грабить первый броневик.
Этого было достаточно, я заткнулся.
– Когда? – присмирев, спросил я.
– Я шепну тебе об этом на ушко, когда мы встретимся в следующий раз.
Она громко рассмеялась. Не понравился мне этот смех.
– Если вообще еще встретимся. – Она говорила негромко, почти шептала.
Я слушал и слушал. Слышно было ее дыхание. И больше ни звука.
– Это уже не поддается никакому контролю, – сказала она еле слышно.
И положила трубку.
Пахло летним утром и кофе.
Зверь уже встал. Он стоял, склонившись к кофеварке, долговязый, жилистый. Окна на кухне были распахнуты.
– Telefono, – пробасил он. – Будешь брать трубку?
Звонок раздался опять.
Я и проснулся‑то от звонка. Голова раскалывалась. Живот болел. Лицо распухло. Я выкатился из постели и нащупал провод. Он привел меня к письменному столу.
– Ты слушаешь? – Голос Тарна.
– Чего? – промямлил я распухшими, непослушными губами.
– Они взяли броневик. На Магелунгсвэген. За Хёгдаленским холмом. Уехали в сторону Фарсты.
– Кто‑нибудь... есть жертвы?
– Нет. – Тарн засмеялся. – Но денег там было до хрена. Все, что почта пересылала в отделения южных пригородов и в Сёдертелье. Миллионы!
Зверь готовил бутерброды. Я проскакал мимо кухни на одной ноге, выпрастывая другую из пижамы.
– Она была права! – закричал я на бегу. – Они ограбили броневик утром. Который час?
– Восемь тридцать. Будешь пить по‑итальянски?
Шестью минутами позже я стоял одетый, с мокрыми волосами, держа в руке чашку кофе.
– Миленький amigo, – сказал Зверь, – ты так и поедешь? Ты же выглядишь, как будто у тебя эта...
– Свинка, – подсказал я автоматически. – Черт, она была права.
– Свинка! – Он зашелся от смеха.
– Может, она опять позвонит.
– Я тут буду до тринадцати. – Его тягучий голос становился еще тягучее, когда он старался говорить яснее. – Если позвонит, поговорю с ней. Но с четырнадцати я работаю.
Сумка с фотокамерами, куртка, бутерброд в руке. Я скатился по лестнице, как обвал. «Пежошка» стоял на Риддархольмен. Лишь только он тронулся, я ощутил, что двигаюсь достаточно быстро.
Тарн ждал на Магелунгсвэген, в нескольких сотнях метров от стадиона в Фарсте, как раз там, где шоссе сужается и ныряет в лощину между железной дорогой и щебенчатой дорожкой, обозначенной как «Прогулочная тропа». Он был в модном поплиновом плаще и шляпе, в зубах – сигарета. Ну в точности как Богарт в «Касабланке», после того как Ингрид смылась.
Он сделал знак, чтобы я съехал с дороги и поставил машину на траве.
– Я на такси приехал, а Янне пригонит репортажную машину, – сказал он, разглядывая меня. – Что с тобой случилось, черт побери?
Я прихватил фотосумку и выкарабкался из машины. Каждое движение отзывалось болью в животе.
– Тебе обязательно сейчас надо это знать?
Тарн помотал головой.
– Потом расскажу, – пообещал я.
Четыре полицейские машины и фургон с решетками были уже на месте. Начали делать ограждение из красно‑белых пластиковых лент вокруг броневика. Он стоял, аккуратно припаркованный у края дороги, задние дверцы распахнуты. Рядом торчали два охранника в коричневой униформе. Тарн прямо устремился к ним.
– Привет, – сказал он. – «Утренняя газета»! Как это все было?
Один из них выглядел лет на сорок, широкоплечий, плотный в талии, лысоватый, мощный и самоуверенный.