«Порше» в Таллькруген – чужак.
Разве я не слышал, как завелся мотор, как тронулась какая‑то машина? А перед этим залаяла собака?
Я схватил негативы и вернулся в темную комнату. Увеличил только «порше», сделал 18 на 24. Ага, виден номер: DXS‑898.
Я прибрал за собой, высушил все копии, приготовил конверт со снимками для Кристины Боммер и пошел в отдел уголовной хроники.
Там оказался один только Тони Берг. В редакции он считался мужчиной с большой буквы. Возил в машине пистолет и не выносил конкуренции. Если кто‑то находил болтающийся в петле труп, это была конкуренция. Я сунул в дверь голову и спросил:
– Тарн?
– Ушел.
Я поколебался из деликатности всего несколько секунд.
– Послушай, он мне помог с автокартотекой. Но у меня оказался не тот номер...
Тони Берг угрюмо посмотрел на меня. Воскресенье, делать было нечего, никакой увертки он придумать не мог.
– А теперь‑то у тебя верный номер? – спросил он раздраженно.
– Конечно, – сказал я. – DXS‑898.
Тони Берг вытащил трубку. Тщательно раскурил ее, прежде чем усесться к компьютеру. Пощелкал клавишами.
– Ух ты, какие у тебя шикарные друзья, – сказал он. – DXS‑898, самая дорогая модель «порше». Зарегистрирована на фирму по торговле автомобилями, «Суперкарс» на Эстермальм.
Не помню, что я ему ответил. Надеюсь, что поблагодарил.
Дверь была приоткрыта.
Моя собственная дверь, на Стура‑Нюгатан, второй этаж, была приоткрыта.
Держа ключ в руке, я прислушался. Ни звука во всем доме, воскресная тишина. Пекарня не работала, пекарь Бенни уехал на Аланды. Единственный сосед по этажу был во Франции. Все прочие жильцы исчезли кто куда – уехали на дачу или ходили на лодке под парусом.
А моя дверь была приоткрыта.
Два патентованных внутренних замка с секретом и один накладной, с защелкой. Для большей безопасности надо разве что мины ставить.
И все же моя дверь была приоткрыта.
В прошлый раз за приоткрытой дверью я обнаружил человека, висящего под потолком.
Я поколебался еще немного.
На Вэстерлонггатан пела группа боливийцев. Стучал барабан, уже в сотый раз пролетел их гордый кондор. Какая‑то машина, кашляя, проехала по Стура‑Нюгатан. Компания громкоголосых американцев прошла под открытым окном в переулок. Привычные звуки, надежные звуки.
Через пять минут повисну под потолком? Вряд ли.
Кончиками пальцев я потянул на себя внешнюю дверь и толкнул внутреннюю. Она тоже была открыта. Я просунул голову в темный коридор.
Было тихо. Пахло пылью, и незастеленной постелью, и застоявшимся воздухом. Было так тихо, как будто время остановилось и не двигалось с тех пор, как я ушел. Все ящики в коридорном шкафу были выдвинуты.
Я вошел и закрыл за собой двери. Кто‑то в квартире побывал. Письменный стол в средней комнате выпотрошили. Содержимое брошено на пол. Все полки пусты, книги – кучами на полу.
– Черт побери, – громко сказал я.
Положил фотосумку и конверт со снимками для Кристины Боммер в коридорный шкаф и быстро вошел в кухню. Там картина была как после землетрясения. Все двери нараспашку, все картонки очищены от спагетти, кукурузных хлопьев, или сухарей, или что там еще было. Штабель газет в углу – весь разворошен.
Где у меня в последний раз стоял телефон? У кровати?
Я пошел в спальню.
В долю секунды я ощутил, что все делаю неправильно. Мне смутно померещились какие‑то три тени. И тут на голову мне набросили простыню.
– Какого черта! – зло прохрипел я.
– Молчи, гад! – отозвался резкий мужской голос.
Кто‑то схватил меня за руки, а кто‑то другой ударил в живот. Я перевел дух, приготовившись к новым ударам. Такое ожидание длится как будто вечно.