И снова лестницы впереди. Потом другие коридоры… И наконец ассистент покинул нас возле кабинета директора.
Человек могучего телосложения, которого не скрывал рабочий халат, листал массивный доклад. Прежде чем он положил его на стол обложкой вниз, я успел разглядеть название: «Методы дебаркинга лазером класса А».
— Дебаркинг — это лишение способности лаять, — шепнул мне на ухо Сиберски. — Способ заставить собак не слишком орать.
— Проходите, прошу вас, — холодным, как мрамор, голосом пригласил нас человек с непослушной прядью волос.
Я немедленно определил его как человеческое воплощение холоднокровного животного, рептилии с нефритовыми глазами и бугристой кожей, лишенного представления о добре и зле. Этот тип не мог занимать никакого иного кресла, кроме того, в котором сидел, — кресла директора лаборатории вивисекции.
— У нас к вам несколько вопросов, — произнес я, подойдя поближе.
— Знаю, давайте. Только побыстрей! У меня много работы! — проскрежетал он с раздраженным видом.
Я уселся напротив него в кресло на колесиках. Сиберски, напряженный, как натянутая струна, предпочел вертикальное положение.
— Пять месяцев тому назад, а именно седьмого мая, вы после акции, проведенной защитниками животных, заказали в компании «Радионикс» два стереотаксических аппарата, столы и оборудование для иммобилизации, сейчас гляну… дренажные трубки, циглеровское кресло и разное другое оборудование с такими же прелестными названиями. Можете ли вы что-нибудь рассказать нам об акции Фронта освобождения животных?
— Фронт освобождения животных… Сволочи…
Движением баскетболиста он бросил бумажный шарик, не долетевший десяти сантиметров до корзины, и смерил моего лейтенанта взглядом, который наповал сразил бы даже громоотвод.
— Они ворвались к нам в ночь на первое мая. Мы заявили о краже и ущербе в комиссариат Вернона. Может, вы могли бы связаться с ними?
— Расскажите поподробнее о Фронте освобождения животных…
— Изначально это английское движение; во Франции они появились около года назад. Выступающий против опытов на животных отряд, состоящий из людей слабых, но организованных. Не пытайтесь найти среди них помешанных на войне или сторонников крайней жестокости. Большинство из них не едят мяса, плавают с дельфинами или выращивают животных. Но эти пакостники отравляют нам существование!
В кабинет проникли солнечные лучи, оскверненные широким дымчатым окном, пробитым в западной стене, словно гигантская смотровая щель. Сияющая снаружи жизнь тоже казалась вытесненной из этого блиндажа, в котором было место лишь мрачным полутонам на молчаливых лицах.
— Так они, значит, украли у вас все это оборудование, — продолжал я.
— Нет. Просто сломали, чтобы мы не могли больше его использовать. Понимаете, наши колбы плохо переносят удары бейсбольных бит. Пропало только несколько инструментов.
Сиберски оторвался от стены в глубине кабинета:
— Каких инструментов?
Директор бросил в сторону лейтенанта змеиный взгляд. Мужчины буквально буравили друг друга глазами. Нацист ответил:
— Стереотаксический аппарат и разные мелочи, электрические пилы, бинты, перевязочный материал, антисептики, анестетики, в частности кетамин…
Лейтенант стиснул мою руку. Я ощутил, как дрожат кончики его пальцев. Директор подошел к окну и взглянул на небо, которое из-за затемненных окон имело желтоватый оттенок. Рука хозяина кабинета судорожно сжималась в кулак и разжималась, напоминая бьющееся сердце. Я громко заметил:
— Вас что-то беспокоит, господин директор…
— Известно ли вам, что страховщики требуют, чтобы мы днем и ночью записывали на видеокамеры все происходящее в лабораториях? Мы обязаны хранить кассеты полтора года, после чего нам разрешено стереть или выбросить их.