Джеки была уже влажной, и он ощутил ее вкус – теплого сахара. Ее ноги подрагивали, задевая его щеки, она задышала тяжелее.
Солонка упала со стола, описала дугу на полу.
Джеки держала его голову между ног и дышала, словно задыхалась. Стул неуклюже отъехал назад, и она соскользнула на пол, плавно и улыбаясь.
– Наверное, близость – не самое сильное мое место, – сказала она и неловко запрокинула голову на сиденье стула.
– Я всего лишь ученик, – прошептал Эрик.
Джеки перевернулась на живот и поползла под стол. Эрик обхватил ее ягодицы, когда она перекатилась на спину.
Джеки осторожно потянула его к себе, ниже, между своих бедер, услышала, как он стукнулся головой о стол, ощутила жар его кожи на своей.
Она вцепилась ему в спину и прерывисто дышала, когда он медленно скользнул в нее и замер.
– Не останавливайся, – прошептала она.
Сердце билось быстро, мысли-помехи наконец затихли. Джеки качнула бедрами, прижалась к нему, почувствовала шелковистое тепло своего лона.
Жесткий пол под спиной растворился, бедра напряглись, дрожа, и Эрик задвигался быстрее. Она сжала ягодицы и пальцы ног и тихо застонала ему в плечо, когда в ней запульсировал оргазм.
Сквозь темноту он видел ее мягко покачивающиеся, словно погруженные в воду, тело и руки. Босые ноги нажимали на латунные педали. Джеки сидела на краешке табурета, и он видел тонкую талию и затененную бороздку прямой спины.
– Nam et si ambulavero in medio umbrae mortis, – пробормотала она себе под нос.
Эрик был уверен – она знает, что он здесь; Джеки все же доиграла пьесу до конца и лишь тогда повернулась к нему.
– Соседи жаловались, – тихо сказала она, – но я должна разучить довольно сложную вещь к утренней свадьбе.
– В любом случае она звучит великолепно.
– Иди ложись, – прошептала она.
Эрик вернулся в постель; он засыпал, когда мысли свернули на Бьёрна Керна. Полиция все еще не знает, что та убитая женщина сидела, прижав руку к уху. Эрик почти проснулся при мысли, что он затруднил полицейское расследование.
Через час музыка стихла, и Джеки вернулась в спальню. На улице светало, когда Эрик наконец заснул.
Эрик вышел к ним, налил чашку кофе. Мадлен завтракала хлопьями с молоком и малиной.
Джеки сказала, что скоро ей надо быть в церкви Адольфа-Фредрика – на репетиции свадьбы.
Как только она вышла переодеться, Мадлен положила ложку и перевела взгляд на Эрика.
– Мама сказала, что ты отнес меня в постель, – начала она.
– Она попросила меня помочь.
– У меня в комнате было темно? – Девочка смотрела на него бездонными глазами.
– Я ничего не сказал твоей маме… лучше, если ты сама ей скажешь.
Девочка помотала головой, из глаз потекли слезы.
– Это не так страшно, как ты думаешь, – подбодрил Эрик.
– Мама ужасно огорчится, – всхлипнула Мадлен.
– Все будет нормально.
– Не знаю, почему я все делаю наоборот, – расплакалась она.
– Вовсе не наоборот.
– Ну как же! Стереть ведь не получится. – Мадлен вытерла слезы со щек.
– Я творил вещи и похуже…
– Нет, – заплакала она.
– Мадде, ничего страшного не произошло… Слушай, мы можем… Давай покрасим стены у тебя в комнате?
– А получится?
– Да.
Мадлен посмотрела на него. Подбородок у девочки дрожал, она несколько раз икнула.
– Какой цвет ты хочешь?
– Голубой… голубой, как мамина ночная рубашка, – улыбнулась она.