Только фамилия у меня мамина, потому что семья папы так и не признала его брак. Папа учился в семинарии, очень успешно, родители его чуть ли не в епископы прочили. Но в один прекрасный день он все бросил и уехал в Уэльс, проповедовать шахтерам. Семья решила, что он почудит и одумается, а он взял и женился на моей маме. Ой что было! С бабушкой нервический припадок сделался, а дедушка в порыве ярости лишил моего папу наследства, да и вообще вычеркнул его из своей жизни. А все за то, что он унизил себя браком с босячкой.
— Твоя мать работала в шахте?
— Нет, она была учительницей в сельской школе. Но у папы в семье так повелось, что если твои предки не заседали в Палате Лордов — значит, ты голь перекатная. Им что детей учить, что вагонетки толкать — все едино.
— Знакомая картина, — вздохнула Берта. Правда, для ее отца такой шкалой служил банковский счет.
— Когда мне исполнилось семь, папа погиб в шахте, — продолжила Маванви, рассеяно накручивая пряди волос на пальцы. — Он часто спускался под землю с рабочими, чтобы лучше понять их быт. Им тоже, наверное, было приятно, что проповедник не задается. Ну так вот, в тот день случился взрыв газа и… и все. Больше я его никогда не видела. На похороны меня так и не взяли.
— Владельцы шахты назначили вам хоть какой-то пенсион?
— Они же не обязаны! — возразила Маванви. — Раз мой отец не был их работником, то какая тут компенсация? А тут еще заболела мама, так что некоторое время не могла учительствовать. Ей сразу нашли замену — школа была под патронажем тех господ, а им неприятно было нас видеть. Пришлось уехать. Мы подались в Лондон, к папиной родне. Дедушка с бабушкой к тому времени уже скончались, так что главой семьи был мой дядя. Мама надеялась, что он меня признает и как-нибудь нам поможет. Оставив меня в гостинице, она пошла к нему с визитом. Помню, как я ждала ее, сидя у окна и разглядывая торговцев печеной картошкой, и девочек моего возраста, разносивших по домам салат, и мальчишек-оборванцев. То появляясь из тумана, то исчезая, они казались призраками. Как будто во всей округе только я была живая. Я думала, что придется ждать маму до вечера, но она вернулась уже через час. До сих пор не знаю, о чем они беседовали, только маме в ту же ночь стало хуже, она слегла с горячкой. Поначалу хозяйка гостиницы взбеленилась, что мы приволокли заразу, но после все таки вызвала доктора. Никогда не забуду, как он хотел отворить маме кровь с помощью скарификатора — это такая коробочка с лезвиями, когда жмешь на кнопку, они одновременно выскакивают и царапают кожу.
— Знаю, знаю. Неужели до сих пор лечат кровопусканиями?
Берта ухитрилась произнести слово «кровь» нейтральным тоном. Ну, почти нейтральным. Хоть губами не причмокивала — и то прогресс.
— Лечат. Хотя подозреваю, что на докторе хозяйка сэкономила. Увидев прибор, я расплакалась, но меня утащили за дверь. Однако и эта процедура не помогла. Через неделю… ну в общем…
— А дядя твой, позволь спросить, чем в это время занимался?
— Кто его знает? Но на самом деле, он не так уж плох! — встрепенулась пациентка. — Он ведь не бросил меня на улице, а подыскал мне пансион…
— …где в классные дамы принимали исключительно гарпий с рекомендательным письмом от Медузы Горгоны. Угадала?
— Почти. Только ты не подумай, что я жалуюсь! Могло же быть и хуже.
— Запросто, — согласилась сиделка. — Например, звезда Полынь могла обрушиться на землю, а к тебе на файф-о-клок могли заскочить четыре всадника на конях оригинальной расцветки. Такой вариант тоже нельзя исключать.
— Берта, ну чего ты злишься?
— А ты как смеешь его оправдывать?
— Он мой дядя.