Кроме того, ты его совсем не знаешь.
— Знаю! — почти взвизгнула вампирша. — Рыбак рыбака, Маванви. С той лишь разницей, что я не притворяюсь праведницей, понимаю что я — Зло, а твой дядя считает себя милосердным христианином, который сиротку призрел. Я когда охочусь, то хотя бы не говорю жертве, что это для ее же блага! Я хоть и стараюсь… питаться законченными мерзавцами — что, кстати, не всегда удается — но не думаю, что тем самым приношу пользу кому-то кроме себя! Зато твой дядя мнит себя столпом общества! Такие сделают подлость, да еще и рассчитывают на благодарность! Вот и подумай, дорогуша, что хуже — просто зло или зарвавшаяся, самодовольная добродетель?!
Раздался стук. За приоткрытой дверью показалось озабоченное лицо фрау Кальтерзиле. Увидев свою подчиненную, матрона вцепилась в косяк дабы удержать равновесие.
— У вас тут все… хорошо? — спросила она, понимая что слова "фроляйн Лайд" и «хорошо» могут употребляться в одном предложении только ради иронического эффекта.
— Да, а что?
— Слышны были крики.
Маванви приветливо помахала гостье. Берта тоже улыбнулась и, опомнившись, втянула клыки.
— Все отлично. Просто у нас это… сеанс реверсивной терапии.
— Чего-с?
— Такая методика, когда врач рассказывает пациенту о своих проблемах.
— Тогда продолжайте, — деликатно отозвалась медсестра и направилась к себе в кабинет, приколачивать на стену очередное распятие.
Когда за ней закрылась дверь, Берта сказала:
— Ладно, давай дальше. Хотя и так все ясно — как только ты выросла из фартучка пансионерки, тебя плавно перевели сюда?
— Вовсе нет! — воскликнула Маванви. — Я пробыла в пансионе всего лишь три года, а за это время дядя успел жениться. Тетушка разузнала про меня и захотела принять участие в моей судьбе. Они с дядей как раз собирались в Вену, так что и меня захватили. Мне даже наняли гувернантку. Тетя хотела сделать из меня настоящую леди, с красивой осанкой и приятными манерами. Меня затянули в корсет, и стали учить игре на пианино, и танцам, и рисованию. Правда, моя тетя не одобряет романы, так что соваться в библиотеку мне было запрещено. Но я все равно пробиралась туда время от времени и читала, читала…
— Ловили тебя?
— Ага, я понимаю на что ты намекаешь! Нет, меня не наказывали! Ну разве что на стуле заставляли стоять всю ночь или на пальцы надевали колодки.
— Что?!
— Это особые колодки, вроде двух пластинок со шнурками и дырочками. Продеваешь в них пальцы, а потом твои руки завязывают за спиной. Однажды я так на прогулку пошла с гувернанткой, на меня все оборачивались.
— А если нос чешется?
— Тогда плохо, — вздохнула пациентка.
— Вернемся к твоим эскападам в библиотеку. Это тогда в тебя развилась тяга к сочинительству?
— Да. Вот только романы зачастую описывали нашу современную жизнь, а мне хотелось… ну не знаю… чего-нибудь иного. Обычно я фантазировала перед сном. Меня отсылали спать ровно в восемь. Гувернантка еще проверяла, чтобы я спала непременно на спине и с руками поверх одеяла. Но сразу заснуть не удавалось. Я рассматривала занавески, на которые причудливыми пятнами ложились тени листвы, и представляла, что это какие-то другие листья, и другие деревья, да и вообще мир за моим окном уже не тот, что прежде. Порою мне казалось, будто на внутренней стороне моих век выгравированы карты иных миров — стоит только закрыть глаза, и они предстают предо мною. Как-то так все получилось.
— Понятно, — хмыкнула Берта. — А теперь скажи, как скоро тетушка наигралась в благотворительность?
— Ой, ну ты опять за старое!
— Она в конце концов к тебе охладела, не так ли?
— Да, но…
— Когда?
— Через год.