Река у горизонта еще в дымке. За огородом яр, будто окутанный огромными кучевыми облаками – черемуха еще не отцвела. Благоухала на все село. Мне захотелось погрузиться в пахучее пьянящее облако и плыть долго-долго. Даже голова слегка закружилась от загадочного видения.
За школой белыми клубами сползают по склонам холма вишневые сады. За ними – розовая воздушная пена яблонь погрузила село в сказку. (Весна в этом году запоздала, и природа нагоняла упущенное время. Одновременно цвели почти все виды плодовых деревьев.). Я ощущаю удивительную легкость. Я – Облако! А вокруг меня – Земля Счастья. Мне кажется, что в этот момент, что вся наша страна в цвету!
Лежу на серой соломенной крыше нашей хаты, чувствую себя на вершине блаженства и улыбаюсь. Звуки нежной, далекой музыки, коснувшись меня, добавили радости. Вдруг слышу мелодию «Священная война» и вскакиваю. Возле хаты моей подружки Зои на лавочке и двух огромных, без коры бревнах, сидят мужчины нашей улицы. Они принаряжены и возбуждены больше обычного. Слезла с крыши, побежала к ним. Слышу:
– Где ты видел наших солдат в касках, в начищенных сапогах и в белых подворотничках? Ну, разве что на параде или в кино….
– Умер с улыбкой на устах.
– Как жил, так и умер …. Славы не стяжал, на чужое не зарился.
– Есть-таки судьба. Один всю войну пройдет – и ни одной царапины, а другой в первом же бою погибает ….
– Меня молитва матери сберегла. Такое пережил …. Только там, на косе понял цену жизни, остальное показалось таким мелким! А теперь опять в житейских заботах погряз.… После курсов младшего офицерского состава направили меня на Белое море командовать зенитной батареей. Солдаты встретили шуткой:
– Есть у нас Борщов, Лапшов, а теперь еще и Пирогов появился. Полный обед из начальников!
На второй день вызвал к себе командир. Спрашивал коротко и строго:
– Профессия?
– Студент, – отвечал.
– Партийный?
– Нет.
– Почему?
– Не заслужил.
– Здесь быстро заслужите.
Потом разложил передо мной карту:
– Будем до прихода основных частей удерживать вот эту песчаную косу, – он указал на полоску земли, уходящую в море тонким отростком.
И добавил:
– Длина – один километр, ширина – сто метров. Ясно?
– Ясно, товарищ командир – четко, как хороший ученик отрапортовал я.
– Я самого главного не сказал.
Он вдруг заговорил совсем по-домашнему: тихо и устало.
– Мало кто из нас в живых останется. Солдатам говорите только то, что они должны знать. Тяжесть ответственности должен нести офицер. Опирайтесь на Ленинградцев и партийных. Не уроните честь полка.
Не осознавал я тогда серьезности нашего положения. Три дня прошли в тишине. Будто и не было войны. Молодые солдаты шутили:
– Может самим бабахнуть?
– Попэрэдь батьки в пекло не суйтесь. Детский сад. Мать вашу…, – угрюмо оборвал их солдат, что был постарше.
– Трусишь? – завелся самый молодой.
– Бой покажет, кто трус, сразу станет ясно, кто сват, кто кум. Не по голубям из рогатки стрелять будете…
На четвертый день зашныряли над нами самолеты-разведчики. И началось! Первый бомбовый удар сразу вывел из строя половину зениток. Гляжу, рядом со мной лежит молоденький солдатик и видно в горячке изумленно бормочет: «Моя нога летит как чужая…» Глаза невообразимо круглые, безумные. А голова украинца, казалось, продолжает кричать…. Перед глазами поплыло. Когда стошнило, легче стало. Не ожидал от себя такого.
Потом все стихло. Оставшиеся в живых, растеряно толклись у орудий. В глазах у всех молчаливый вопрос: «Как же так случилось? Не сбили ни одного самолета!» Передал по цепочке: «Раненых на материк, покалеченные орудия в море, устанавливать новые». Когда снова послышался рокот самолетов, все застыли в злом напряжении.