На плечах женский балахон. На ногах огромные соломенные бахилы. Знаю, их называют эрзац-валенки. В них ноги человека казались толще его самого. Я успела заметить переброшенные через плечо солдатские ботинки и школьную тряпичную сумку. Такую носили троеиз нашего класса. Им школа покупала одежду и обувь. Они обедали в пионерской комнате. И заводкаждый день давал их семьям бесплатно пять литров пахты (молочный обрат), чтобы меньшие братья и сестры не пухли с голоду.
За ужином рассказала деду про странного школьника.Оля предположила:
«Может, он из иногородних?» (Так называли детей из близлежащих хуторов, которые посещали городскиешколы).
Вскоре я «вычислила» (как сказал дед) незнакомца, когда приметила мальчика,выходившего из соседней мужской школы раздетым, с большой холщевой сумкой в руках. В субботу после уроков дед познакомился с ним, привел к нам домой и попросил рассказать о житье-бытье. Степа долго не хотел разговаривать, а когда я ушла на кухню, поведал деду, что хочет стать моряком и плавать в чужие страны. Мир хочет увидеть и маме привозить много вкусных вещей, чтобы она после детей миски не вылизывала.
– Чьи у тебясолдатские ботинки?
– Отчима, – понуро ответил Степа, и слезы покатились по худым щекам.
Он наклонил голову и пытался незаметно стирать их пальцами. А ко-гда дед положил ему одну руку на голову, а другую на плечо, не выдержал, в голос заплакал:
– Не хочет отчим, чтобы я учился. Говорит, хлеб свой не отрабатываю. А сколько я его ем? И одежу берегу. И после школы все по дому делаю. А уроки редко пропускаю, толькокогда с отчимом на подработки хожу пилить дрова или кому яму выкопать за харчи. Уроки устные по дороге учу. В школе раз прочту, а потом иду домой и повторяю. Путь дальний – четыре километра. А пишу в школе, на подоконнике, потому что отчим керосин не позволяет жечь. Но я все равно семь классов закончу!
– Ты с моей родины, из Петровки?
– Да.
– Ну,так мы там почти все родня или, в крайнем случае, хорошие знакомые. Как мать зовут?
– Настя.
– Уж не Перова лив девичестве?
– Перова.
– Ну, как же! Прадеда твоего знавал. За ушименя оттаскал как-то за шалость, – усмехнулся дед Яша, вспомнив что-то озорное, приятное, и позвал Олю:
– Мать, отыщи мое довоенное полупальто.
Потом достал старый, потертый в локтях китель, галифе (брюки военного покроя), валенки с дырками на пяткахи одел все на Степу.
– Годится! Валенки сумеешь сам залатать?
– Сумею.
– Ну и добро. А маме скажешь, что Александры Моисеевны сын в гости зазвал.
Что же сам не попросил помощи?
– Большой уж, попрошайничать.
На следующей неделе дед пошел в РОНО «выбивать» Степану материальную помощь.
ГОЛУБЬ
Вышла погулять. Села на скамейку. Разглядываю людей, слушаю томное голубиное воркование. Меня заинтересовало скопление кошек около парка. Ого-го сколько их тут! Зачем здесь собрались? Еще одна кошка мелькнула передглазами. Я за ней.У ограды, неподвижно, закрыв глаза, сидел на снегу голубь. Я потрогала его сухой травинкой. Он открыл глаза и шевельнулся. Тут на белой груди красивой кошечки яувидела пятно свежей крови и вздрогнула от неприятной догадки. Присмотрелась к другим кошкам: у одной передняя лапка розовая, у другой – нос. Сердце защемило. Вдруг огромная пушистая серая кошка, проскочив у меня между ног, бросилась на голубя и ударилалапой по голове. Голубь взмахнул крыльями, но взлететь не смог и завалился на бок, оголив рану. Я отпугнула кошку. Она сердито мяукнула и ощерилась. Белая, обогнув угол ограды, выскочила с другой стороны, но я и тут упредила нападение. С десяток кошек всех мастей с противным крикомбросались на мои ноги. Я не знала, что кошки бывают такие агрессивные.